Торг с мертвецами, часть 1 - [34]

Эльтния не издала ни звука и даже не пошевелилась, когда он подошел — так и стояла, запрокинув голову и разглядывая лицо младшего сына, черты которого придали камню с удивительной точностью. Брата изобразили воином Ордена — в парадном доспехе Эклузума, с церемониальным мечом в руках. Скульптор проработал каждую деталь так искусно, что казалось, в следующее мгновение статуя оживет, вздохнет полной грудью и ловко спрыгнет с постамента.

От этого было еще горше.

— Энриге Гацонский шлет тебе любовь и множество даров, — тихо проговорил Демос, поравнявшись с матерью. — Здравствуй, матушка. Как ты себя чувствуешь?

Эльтиния не ответила. Казалось, мать и вовсе его не слышала.

Она постарела. Вся тяжесть возраста, с которым она успешно боролась и который так долго скрывала, навалилась на нее так резко, что едва не раздавила. На некогда завораживавшем хищной эннийской красотой лице прорезались глубокие борозды морщин, тело отощало и болезненно высохло, руки дрожали. Вся она словно сгорбилась, уменьшилась, сломалась. И черный цвет строгого одеяния лишь подчеркивал эти изменения.

«Она не хочет выходить из башни скорби, что сама для себя возвела. А я не могу ее заставить».

— Ответь мне что-нибудь, пожалуйста, — взмолился Демос и легко тронул мать за локоть.

Она отшатнулась от него как от огня и метнула полный ярости взгляд.

— Не смей ко мне прикасаться!

Демос отступил назад и развел руки в примирительном жесте:

— Как пожелаешь.

Эльтиния потянулась за лучиной и принялась нарочито медленно зажигать новые свечи в ногах статуи. Черная траурная вуаль съехала с ее головы, обнажив растрепанные седые волосы.

«Она совсем перестала следить за собой. Даже не тратит время на прическу».

Это было немыслимо. Даже когда умер отец Демоса, вдовствующая герцогиня носила траур с таким изяществом, что ее нарядам и уборам завидовали столичные модницы. Всем своим видом она показывала, что даже смерть главы Дома не способна ее сломить.

«И все же даже у такой эннийской змеи, как она, нашлось слабое место».

— Я довольно ясно дала понять, что больше не хочу тебя видеть, — не отрываясь от своего занятия, проговорила мать. — Зачем ты пришел?

«Еще раз попытаться».

— Поговорить. Мне…

— Ты убил собственного брата, Демос, — отрезала Эльтиния. — Ренара! Самого достойного из всех вас. Моего мальчика… — Она всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. — Нам больше не о чем разговаривать.

— Матушка, пожалуйста, выс…

Нервным взмахом руки она заставила его умолкнуть.

— Я пробуду в Миссолене еще несколько лун до Дня Поминовения, а затем удалюсь в Амеллон или вовсе в Сифарес. Перед моим отъездом мы попрощаемся, как того требуют приличия, чтобы не породить ненужных слухов при дворе. А сейчас убирайся! Оставь меня в покое…

Демос взял лучину и зажег свечи возле начавшей темнеть от времени статуи отца — прах Ренара водрузили рядом с ним.

— Мне нужна твоя помощь, мама. Не прощение, не понимание. Наш Дом в опасности, и я не уверен, что смогу в одиночку защитить всех вас.

Она повернула к нему лицо. Ему почудилось, что в глубине ее ввалившихся глаз мелькнула искра интереса.

«Показалось, конечно же. Ей все равно. Уже давно».

— В Турфало я говорил с Грегором Волдхардом, — торопливо заговорил канцлер, боясь, что она в любой момент потеряет интерес. — Он намерен идти на нас войной и не отступится. Совет регентов не считает его серьезным противником и ошибается. Эклузум видит угрозу лишь в ереси, но не хочет видеть армии рундов за спиной Хайлигланда. Все они не осознают до конца, что случится, если Волдхард вторгнется в империю.

— Ты сам заварил эту кашу, и с чего я должна тебе помогать?

«Как избирательно у тебя работает память! Вероятно, скорбь ее отшибла. Именно ты передала мне донос, что послужил поводом отлучить Грегора от церкви. Этот камушек вызвал лавину, которая едва не снесла всех нас. А теперь ты внезапно забыла о своей роли?»

— С того, что мы все еще семья, — сухо ответил Демос и счистил воск с пальца. — Единственное, что у нас осталось — мы сами. Ренара больше нет, да и будь он жив, это мало что бы изменило: он принадлежал Ордену и дал обет безбрачия. Виттория никак не может понести, и я начинаю сомневаться, что сможет, но разводиться с ней не стану. Поэтому единственное наше наследие — Линдр и его потомство. Он тупица и болван, но с крепким семенем. Я прошу тебя присмотреть за ними.

Эльтиния равнодушно пожала плечами и задула лучину.

— За ними успешно присматривают люди, которых ты приставил к детям Линдра.

— Я не хочу его запугивать. Я хочу добиться его верности. Это сможешь сделать только ты.

— То есть теперь ты хочешь подружиться с братом? Одного убил, второго запугал, а нынче желаешь заручиться его преданностью?

«Братья имеют свойство заканчиваться. Если, конечно, твоя высохшая утроба не сотворит чудо».

— Именно так, матушка.

Эльтиния отошла от статуи и подняла глаза на канцлера. Он не смог прочитать, что значил ее взгляд.

— Я не могу понять одного, Демос, — тихо проговорила она. — Наш Дом предали оба брата — и Линдр, и Ренар. Так почему ты оставил в живых одного, но убил другого?

Демос печально улыбнулся.