Топот бессмертных - [8]

Незнакомцы не понравились Аспирину сразу. Во-первых, на них были цветастые куртки. Ядовито-оранжевого, ярко-желтого, кислотно-зеленого цвета, словно люди не старались слиться с окрестностями, а, наоборот, выставились напоказ. Это было неправильно – ведь только в природе яркое опасно, в Зоне же обмануть внешностью невозможно. Во-вторых, Аспирина раздражали звуки. От компании исходило столько лишнего шума, ора, криков и смеха, будто гости приближались не к самому опасному месту на планете, а к Центральному парку города Нью-Йорк. В-третьих, насторожили самоуверенные лица. Рожи новоприбывших и самого Кеши-Почтового откровенно сияли.

Факт говорил о том, что последний срубил бабла, а господа залетные при купюре. Таких клиентов, с тупой улыбкой сорящих деньгами, Аспирин не переносил. Не за наличие денежных средств, разумеется, а за особое к ним отношение. Люди такого типа были уверены в том, что за хрустящие ассигнации можно купить все на свете: покой, безопасность, преданность, даже уважение людей. Но это (возможно, к несчастью) было не так. Нелюбовь Аспирина к подобным типам объяснялась именно печальной необходимостью их разубеждать, что в свои двадцать восемь сталкер проделывал уже часто. Возможно, в цивилизованном Владивостоке, Чанчуне, Харбине и прочих близлежащих нормальных городах деньги действительно решали все, но здесь, в предбаннике у пукханов и тем более в самой Зоне работал иной закон. И хотя каждый сталкер теоретически был помешан на бабках и мечтал свалить отсюда с кучей зеленых, реально, на уровне подсознания каждый местный осознавал: внутри периметра один патрон, один шаг и одна секунда могут стоить больше любых шальных миллионов.

Аспирин кисло ухмыльнулся в ответ на кивок Почтового и отвернул морду, когда приблизились гости. Придурки фактически светились от радости. Улыбки были как у детей, ожидающих от клоуна фокусов. Кроме белых зубов и придурковатости, у тринадцати незнакомцев имелись увесистые рюкзаки. Саня мог бы поклясться, что они забиты кучей беспонтового барахла.

«Туристы, мать их за ногу, – беззлобно подумал Аспирин, – Почтовый нюх потерял, что ли?»

Костер без внимания создателя стал затухать, и вскоре последние угли затлели едва заметными огоньками. Сытый сталкер присыпал их ногой, ощущая, как не хочется подниматься со стула. Однако табурет не был местом, где можно развалиться, вытянув ноги. То ли дело кресло-качалка на втором этаже в собственной комнатушке. Пора было идти.

Двигаться подстегнул дождь. На запястье упала первая капля, и почти сразу к ней присоединились сестры, застучав по грязной лохматой шевелюре. Аспирин лениво натянул капюшон, но дождь как назло усилился, требовательно загоняя сталкера под крышу. Вздохнув, тот наконец сдался и потопал в хотель. Терпеть галдящий, полупьяный народ было лучше, чем мокнуть под дождем. Да и цветные чудики наверняка могли повеселить. Не на огонек заглянули – наверняка было дело. Только какое дело могло быть у придурковатых «туристаф», как называл таких Рыжняк, к зоновским ходокам? Разве что шоу захотелось? Ну так Зона покажет актерское мастерство, усмехнулся Саня. Этой только дай волю.

* * *

Поднявшись по трем почерневшим деревянным ступенькам, порядком вросшим в землю за годы существования, Аспирин потянул пальцы к дверной ручке. Тугая пружина, специально прицепленная Рыжняком, как обычно не сдалась без борьбы. Это, типа, была первая метка после российской границы, что хилым и убогим доступ в хотель воспрещен – ибо, как говорится, не фиг.

Аспирин понимал, конечно, что массивная дверь, замки, засовы, запасной черный выход, узкие окна-бойницы и бронированное стекло – это все оборонительный проект Толи-Рыжего. Если строишь харчевню в месте, где не должна ступать нога человека, о безопасности стоит позаботиться. Это со временем как-то свыклись с близостью границы Разлома, расслабились. А в первое время жуть пробирала до костей. По слухам, в первый же год существования гостиницы, а по сути, в первый год договоренности с погранцами об откатах все здесь ходили на цыпочках, реагируя на каждый шорох в кустах и любую подозрительную рожу. Привычка, исходящая из тех времен, когда сталкера были редкостью в Северной Корее и попасть к Разлому было сложнее, чем в генеральский бункер с собственной проституткой. О безопасности тогда вообще можно было лишь мечтать. Пуля в затылок считалась единственной наградой бродягам от охраны периметра. Реже, если позволяло настроение, сталкерам впаривали длительные сроки в колониях, ибо проникновение на запретную территорию приравнивалось к статье за умышленное убийство. Но опасности внешнему миру от корейского Разлома не прибавлялось, так что периметр постепенно сбавил обороты. Состав «камгёновцев» порядком потерял в качестве, и нравы соответственно стали мягче.

Именно тогда один из сталкеров-ветеранов Хохмач получивший прозвище за своеобразное чувство юмора, проявлявшееся в самых сложных жизненных ситуациях, после особо крупного куша в Зоне решился открыть в предбаннике новый «пизнес». В долю он взял Рыжняка, такого же ветерана, как сам. Рыжняк являлся одним из немногих владивостокских барыг, друживших не только с лаве, но и с автоматом. Ходок к Разлому у него было бессчетно, за что Рыжняк, будучи торговцем, и заслужил уважение простых сталкеров.