Топот балерин - [4]
Вообще-то, настоящие чувства не могут быть прилюдными и демонстративными — как вера в Бога, например. И хочется скорее спрятать покойника в землю — тогда всем будет легче. Так кажется.
На поминках люди постепенно выходят из гипноза. К ним возвращаются слух и зрение. Они встряхиваются, недоумённо оглядываются. Что это было? Расслабленно улыбаются, как только что вышедшие из магнетического сна. Выпив, даже хохочут и рассказывают за столом анекдоты. Огромное актёрское напряжение требует сброса. Им можно простить. Настоящее горе придёт назавтра и надолго.
Но это я отвлеклась…
Так вот, на похоронах Талька зарыдает, кинется на тело и будет умолять её зарыть вместе с Юркой. А если не зароют, она тут же и выпьет из пузырька яду.
Всё это она говорила очень серьёзно, глядя куда-то вдаль, крепко, судорожно тиская мои руки. А хватка у балерин, несмотря на субтильность их стебельковых ручек — железная, как у штангистов. Месяц синяки отходили.
Не понимаю, откуда у хохотушки Тальки, девушки компанейской, с прехорошенькой, крошечной пустенькой головкой, появлялись такие мысли?
Как это было давно!
А сейчас на дворе зима 2018 года. Талия вместе со мной смотрит показ мод по телевизору. Обращается к ходячим истуканчикам, по-солдатски марширующим, плоским, широким и худым моделям:
— Что ж вы вечно сердитые, недовольные такие? Губочки надули, бровки насупили, смотрите исподлобья? Чего вам ещё не хватает-то в жизни?
Сколько помню, у Талии на личике всегда розовел полуоткрытый ротик: с готовностью к улыбкам, колокольчиковому смеху и поцелуям. Влажно посверкивал лунными голубоватыми, мило выступающими, как у ребёнка, зубками. Всегда удивлённо распахивались навстречу, в ожидании неминуемого чуда, сияющие глаза. Большой ребёнок.
А ещё у неё была счастливая особенность: она могла есть сколько угодно — и не толстеть. То есть абсолютно. Да чего там, жрала как пылесос. Поглощала в неимоверных количествах торты, пирожные, булки, макароны, картошку фри — и оставалась худышкой с трогательно торчащими ключицами и гурченковской сорокасантиметровой талией. Выделявшиеся калории давали энергию, ещё раз энергию и ничего, кроме энергии.
«На уборную работает», — с ненавистью шипели товарки.
Хроническое недоедание. Элементарный блокадный, безысходный голод — навечно надели на их личики неудовлетворённую, напряжённую, брюзгливую маску. Они бойкотировали Тальку. Щипали до кровоподтёков. Проходя мимо, толкали будто невзначай. И попробуй пожалуйся — ябеда! предательница!
Если среди обычных детей-зверёнышей развит стадный инстинкт, гнобление изгоев — то что говорить про балетных. Там самолюбие и соперничество гипертрофировано до чудовищных размеров. Иначе успеха не видать.
Априори не может быть дружбы среди балетных. Если только дружба против белой вороны.
Говорила же Талька про стойкого оловянного солдатика. Слабая девчонка — сломается. Сильная — сожмёт зубы — и к станку, к станку! И всю страстно сжатую, как пружину, боль и обиду станцует на сцене. Нет, не так: затанцует на сцене.
Однажды Талия, в лёгоньком сарафане-«солнышке», порхала по тротуару, ножки не касались земли. Все оглядывались и улыбались, даже женщины.
Она пробегала мимо старинного, узорчатого деревянного дома в центре города. На нём висела табличка: «Музейная ценность. Охраняется государством».
Окна в доме были прозрачными, помытыми к майским праздникам. Талия любовалась собой в каждом окошке. Не удержалась — и перед одним остановилась. Стала прихорашиваться, кокетничать и причепуриваться перед стеклом-зеркалом, как Оксана из «Ночи перед Рождеством».
Вертелась обезьянкой, приседала, раскланивалась, делала книксены. Кружилась в арабеске (первом), чтобы марлевая юбка «солнышко» вздувалась парашютом и прохладно опадала вокруг ножек.
В окне возник дядька. Ему, наверно, до чёртиков надоели заглядывающие в низкое окно прохожие. Он приблизился и показал Тальке крупный, увесистый волосатый кулак.
До того дядька брился в глубине комнаты. Половина морды у него была в пышной мыльной бороде, и в левой руке он держал помазок.
Талька показала Карабасу-Барабасу розовый язычок, расхохоталась. Крутанулась ещё разок, выполнила антраша — и унеслась прочь, как мимолётное видение, как гений чистой красоты. И весь день у неё было замечательное настроение.
Потом как-то собрались в загородном доме отдыха: после премьеры городская администрация устроила для балетных фуршет.
На Талии было коротенькое платьице-пеньюар, в стиле Эдиты Пьехи, свободное. Даже чересчур свободное: полупрозрачный шёлк, сквозь который розово, соблазнительно просвечивало маленькое, будто бескостное тело…
Мужчины так и вились вокруг Тальки. Пытались рассмотреть, где же кончается полупрозрачность ткани и начинается живая, тёплая мраморность силуэта. И слегка, как бы нечаянно прикасались к этому живому теплу. И как бы невзначай, плотоядно брали двумя пальцами за талию хорошенькой Талии.
Тем более, прелестница сама не имела ничего против. Кокетливо била по нахальным рукам крошечным веером. Но этот жест, скорее, лишь возбуждал и подвигал нахалов на более смелые действия.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Любите про маньяков – вам сюда. Ну и герои собрались в этой книге: просто паноптикум живых мертвецов. Иногда они маскируются, и их не отличить от людей, живущих между нами. Тогда они особенно опасны. Причём дамы-«зомби» не отстают от сильного пола. Кого-то обязывает к жутковатым поступкам профессия: похоронный фотограф. А кто-то просто слишком нежно любит свою маленькую дочку и ради неё готов на всё.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Бен Уикс с детства знал, что его ожидает элитная школа Сент-Джеймс, лучшая в Новой Англии. Он безупречный кандидат – только что выиграл национальный чемпионат по сквошу, а предки Бена были основателями школы. Есть лишь одна проблема – почти все семейное состояние Уиксов растрачено. Соседом Бена по комнате становится Ахмед аль-Халед – сын сказочно богатого эмиратского шейха. Преисполненный амбициями, Ахмед совершенно не ориентируется в негласных правилах этикета Сент-Джеймс. Постепенно неприятное соседство превращается в дружбу и взаимную поддержку.
Самое завораживающее в этой книге — задача, которую поставил перед собой автор: разгадать тайну смерти. Узнать, что ожидает каждого из нас за тем пределом, что обозначен прекращением дыхания и сердцебиения. Нужно обладать отвагой дебютанта, чтобы отважиться на постижение этой самой мучительной тайны. Талантливый автор романа `После запятой` — дебютант. И его смелость неофита — читатель сам убедится — оправдывает себя. Пусть на многие вопросы ответы так и не найдены — зато читатель приобщается к тайне бьющей вокруг нас живой жизни. Если я и вправду умерла, то кто же будет стирать всю эту одежду? Наверное, ее выбросят.
Однажды утром Майя решается на отчаянный поступок: идет к директору школы и обвиняет своего парня в насилии. Решение дается ей нелегко, она понимает — не все поверят, что Майк, звезда школьной команды по бегу, золотой мальчик, способен на такое. Ее подруга, феминистка-активистка, считает, что нужно бороться за справедливость, и берется организовать акцию протеста, которая в итоге оборачивается мероприятием, не имеющим отношения к проблеме Майи. Вместе девушки пытаются разобраться в себе, в том, кто они на самом деле: сильные личности, точно знающие, чего хотят и чего добиваются, или жертвы, не способные справиться с грузом ответственности, возложенным на них родителями, обществом и ими самими.
История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.