Тополиная метель - [40]

…А Олеся тосковала у себя в хате. По двору ходила наседка с цыплятами, вызывала хозяйку. На клумбе жаловались неполитые цветы. Солнце скользило по бутонам картофельного цвета, заглядывало в хату.

Хозяйка не выходила.

Вдруг скрипнули двери, солнечный луч снопом пшеницы перевалил за порог, а за ним темной тучкою — Катруся.

— Олеся, что же ты не вышла на участок?

— Не приходи ко мне! — отвернулась Олеся. — И на порог моей хаты не показывайся!

•

На следующий день Глафира Петровна велела Олесе идти с ней на школьный участок. В вопросах дисциплины она была педантом и никогда не жалела для этого времени. Учительница читала книжку под яблоней, а Олеся молча расчищала лопатой дорожку и думала о капусте на своем участке — два дня туда не наведывалась. Закончив работу, она побежала на свой участок.

— Кто тебе разрешил сюда идти? — строго спросила появившаяся здесь Глафира Петровна.

— Это мое поле! — ощетинилась Олеся. — Алексей Андреевич закрепил его за мной.

— До вчерашнего дня было твое, но ты вчера не пришла, и на твое место назначили другую.

Когда учительница скрылась из виду, Олеся вышла из яровой пшеницы, скрывавшей ее, и побежала к своей капусте. В отчаянии и горе она хватала руками и мяла хрупкие стебли, топтала их ногами. Потом упала на зелень и беззвучно заплакала, сжимая в кулаках смятые листики…

Тут и застал ее Алексей Андреевич. Он как раз возвращался из колхоза. Сегодня он пошел туда не по делам учительской производственной бригады, как обычно, — он хотел разузнать, почему Олеся живет одна. Беседовал с бригадиром Никифором. Тот не видел в этом ничего плохого. Чем жить у Павелка, лучше уж одной. Колхоз ее не забывает. Никифор сам завез ей картофель и дрова. «Мы из нее Героя труда воспитаем, девушка землю любит», — говорил Никифор.

А будущий Герой труда вон что натворил! Кто в этом виноват? Алексей Андреевич встретился сегодня с Глафирой Петровной, и между ними состоялся второй неприятный разговор. Первый был зимой…

Алексей Андреевич пошел тогда с учениками развозить навоз по школьным участкам. А Глафира Петровна не пошла. Она взяла справку из амбулатории об освобождении от физического труда. Работа работой, это еще полбеды, но навоз разбрасывать — увольте.

— Вижу, землица вам своих сокровищ не отдаст, — хмуро ответил ей Алексей Андреевич. — Навоза боитесь!

Вот и сейчас между ними вспыхнула плохо скрытая ссора.

— Почему вы без моего ведома передали подопытный участок другому ученику?

— Я борюсь за дисциплину.

— А что Олеся сирота, это вам известно?

— Вы говорите так, словно не я, а вы классный руководитель.

— И знаете ли вы, что она уже полгода живет одна? И что вы своими действиями отбиваете у ребенка охоту к труду? Что она в отчаянии уничтожила рассаду капусты на своем подопытном участке?

Глафира Петровна сразу было растерялась, но последнее известие вернуло ей воинственное настроение.

— Уничтожила? Как это уничтожила? Да за такой поступок — из школы вон! О-о, я сама пойду к директору…

Но разговор в директорском кабинете обернулся несколько по-другому, не так, как ожидала учительница. Там уже сидел бригадир Никифор.

— Выходит, Павелко продолжает получать деньги за патронат? — Директор бросил суровый взгляд на Глафиру Петровну. — Когда вы в последний раз навещали Олесю?

Учительница молчала. Вместо нее говорил Алексей Андреевич.

— Каждый из нас виноват, — подвел итог бригадир Никифор. — Но еще не поздно. Установите сегодня, с каких пор Олеся не живет у Павелка. И с докладной — в сельсовет. Мы заставим этого рвача вернуть все, что он забрал у девочки, и купим на эти деньги Олесе поросенка, чтобы картошку она ела с салом.

…Павелко смахивал с кресел пыль и пододвигал их пришедшим. В углу, у печки, стояла угрюмая Катруся. Ученики узнали об Олесином поступке раньше учителей и пришли к Катрусе. Одни резко осуждали, другие обвиняли бестактного ученика, который обозвал Олесю подлизой.

— Это я во всем виновата, — плакала Катруся. — Я не об обеде должна была всем рассказывать, а надо было сказать в школе, что Олеся сейчас живет одна. А я из зависти к ней — она все умеет делать, а я нет, — чистосердечно призналась девочка.

Дети зашумели. Катруся сегодня же извинится перед Олесей, а завтра они всем классом пойдут к Глафире Петровне. Она, видимо, ничего не знала, если так строго обошлась с нею.

Олеси дома не было. Дверь на замке. Это встревожило Катрусю. Хотела в школу бежать, рассказать обо всем директору или Алексею Андреевичу, — а тут и они явились.

Павелко улыбался и потирал руки.

— Весне, товарищ директор, как будто и конец. Туда-сюда, а время свое знает — летит, словно быстрая тройка.

Директор провел ладонью по лысине.

— Да, весна уходит… А Олеся с каких пор не у вас? — резко изменил он тон, глядя прямо Павелку в глаза, утерявшие сразу заискивающий блеск.

— Не у меня? Как это не у меня? А кто ей жратву дает, простите на слове?

— Я не об этом спрашиваю вас. Хочу знать, с каких пор она живет одна.

— Если уж вам так хочется знать, то могу сказать… Ну, с начала апреля… Но вы сперва спросите: кто дал ей картошку и дрова?

Катруся, настороженно поглядывавшая то на отца, то на гостей, вскочила.