Топало - [13]
— Могу тебе совершенно определенно сказать: мы с мамой не верим!
— И вы никогда, ни разу в жизни не встречались с домовыми?
— Как-то не привелось, — сказал папа.
— Что тебе вдруг дались домовые? — спросила мама.
— Все понятно: это легенды Зойкиной деревни, — сделал вывод папа.
— Никакие не легенды! Я сам с ним познакомился.
— Ну и как он выглядит? — рассмеялся папа.
Родька стал смотреть в окно. Все, больше он ничего говорить на будет. И так разболтался, не сдержал слово. Не верите — и не верьте!
— Не думал я, что у тебя в голове такая чепуха, — уже серьезно сказал папа. — Мама изобрела робота Яшу, а ты придумываешь каких-то домовых.
При упоминании о роботе Яше мама сразу засветилась.
— Он такой сообразительный! — воскликнула она.
Мама очень гордилась своим роботом.
— Мой робот, — говорила она. — Мой Яша!
— За что ты его так любишь? — спрашивал папа, который не чувствовал к роботам душевной привязанности. — Живой он, что ли?
— Когда-нибудь я вас с ним познакомлю! — таинственно улыбалась мама.
Но папа с роботом не хотел знакомиться. А потом у Яши начались какие-то расстройства с памятью, и ему было не до знакомств. Мама так переживала, что похудела. Папа об этом Яше уже слышать не мог.
— Кто он в конце концов — член нашей семьи? Сейчас мы все из-за него начнем худеть, бледнеть, падать с ног.
Так говаривал папа. А сейчас он насчет робота выражал с мамой полное согласие и хотел, чтоб его сын думал о научно-техническом прогрессе, а не о домовых.
— Наш Яша всех домовых заткнет за пояс! — пошутил он.
Мама была довольна, что папа наконец сказал «наш Яша».
Родька ничего не имел против робота. Наоборот — всем рассказывал про него в школе и тоже гордился. У них в классе даже висел портрет Яши. Учительница сказала, что в будущем такие роботы будут и в их математической школе.
Но сейчас робот его совершенно не интересовал. И папа с мамой видели, что у Родьки на уме другое. Слушает их, а сам про свое думает. Что у него может быть «свое»?
«Явно с ним что-то происходит», — опять с беспокойством подумала мама. Она напоила его горячим чаем с клубничным вареньем, которое они захватили из дому, и уложила пораньше спать. Утро вечера мудренее.
А теплоход «Космонавт Савиных» все шел вниз по Каме. Солнце уже село за горизонт. Смеркалось. Воздух постепенно остывал, и теплоход, нагретый за день, тоже остывал, успокаивался. На реке царила вечерняя тишина, когда не всплеснет волна и птицы замолкают в предчувствии ночи, не шелохнутся деревья над водой.
В это время почти никто не сидел в каютах. Все гуляли, большие и маленькие, еще мало знакомые друг с другом и уже перезнакомившиеся. И теплоход, населенный этими разными людьми, плыл по тихой широкой реке, не тревожа ее покой.
Родькин сон
В эту ночь Родьке приснился такой сон. Будто стоит мельница в чистом поле и крутит крыльями. Мука мелется. А мельник Ефим сидит на бугорочке, бороду поглаживает. Борода вся белая, в муке.
Около него мальчик в длинной рубашке бегает. Очень похожий на Родьку. Даже волосы так же подстрижены — под горшок.
Вроде это внук мельника, а вроде это и сам Родька. И он — и не он.
— Ты бегать-то бегай, да нос не расшиби, — говорит ему дед Ефим. — Расшибешь нос — тогда кто мельником будет? Мельницу придется продавать. Так-то.
Родька старается сообразить: почему если он нос расшибет, то мельницу придется продавать? Но во сне долго думать некогда.
— Не расшибу нос! И мельником буду! — обещает он деду.
Тут прибежала черная собака и давай лаять. А Родька, он же внук мельника, вполне понимает, о чем собака лает.
— Ваш домовой запряг лошадь и на базар поехал, — сказала собака. — Вернется к вечеру.
А Ефим-мельник сказал:
— Ну, так и мы на базар съездим.
И Родька, который не совсем Родька, а внук мельника, сел на телегу и поехал на базар по равнине.
Невезучий капитан Петров
Над рекой висел густой утренний туман. Не видно ни земли, ни неба, ни воды. Очертания теплохода кажутся призрачными.
«Космонавт Савиных» стоял посередине реки, пережидая туман. Капитан Петров нетерпеливо прохаживался по рубке. Теплоход опаздывал уже на час. Пассажиры еще спали и не подозревали о непредвиденной стоянке.
Петров плавал капитаном первый сезон. И что-то ему не везло. В первом же рейсе сняли пассажира с подозрением на дизентерию. Немытые ягоды съел. Пассажир ничего, жив-здоров, а весь теплоход дезинфицировали. Комиссия нагрянула.
В следующем рейсе «Космонавт Савиных» чуть не наскочил на мель. Другой раз случилась буря. Штормило, как на море.
Сейчас вот туман без всякого предсказания метеорологов.
Команда посматривала на Петрова с сочувствием. Все видели: толковый капитан, но невезучий. А плавать с невезучим капитаном — значит, только и ждать какой-нибудь неприятности.
Петров знал, что он невезучий. Еще в школе, если происходили какие-то недоразумения, то непременно с ним.
В девятом классе, например, он чуть не стал чемпионом города по бегу на длинную дистанцию. Но на последнем круге к нему пристала пчела. Пока он махался, его все обогнали, да еще и глаз от укуса распух.
А в десятом классе он чуть не сыграл в шахматы с экс-чемпионом мира. Но в тот день, когда в клубе любителей шахмат состоялся этот знаменитый матч, он на ровном месте сломал ногу.
