Тоня Глиммердал - [17]

Нет, правда, когда бы Тоня ни пришла, он сидит, уставившись в окно.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Тоня.

— Хм, — отвечает Гунвальд.

Однажды Тоня ворвалась без стука. Перед Гунвальдом по столу были разложены фотографии, но, увидев Тоню, он сразу сгреб их в кучу.

— Что это? — спросила Тоня.

— Хм, — ответил Гунвальд.

В другой раз Гунвальд сидел и читал зеленую книгу. При виде Тони он закрыл ее и спрятал под стол.

— Что это за книга? — спросила Тоня.

— Хм, — ответил Гунвальд.

— Мне кажется, Гунвальд впадает в маразм, — сказала Тоня папе.

Голос у нее грустный. Мало удовольствия иметь закадычным другом маразматика.

— Хм, — сказал папа.

Но тут уже Тоня затопала ногами, всполошив Чайку-Гейра.

— В этом Глиммердале знают другие слова, кроме «хм», или нет?

Попробовать, что ли, взбодрить старого тюфяка, думает Тоня, оглядывая двор. Сегодня она достала велосипед, первый раз в этом году. Чайка-Гейр устроил по этому поводу форменный спектакль. Когда он был еще птенцом, Тоня с папой учили его летать. Папа сажал его Тоне на шлем, и она разгонялась на велосипеде так, что он в какой-то момент соскальзывал. И летел. Но если вы чайку чему-то научили, это уже навсегда. По сию пору, стоит Тоне сесть на велосипед, как Чайка-Гейр начинает кружить над ней и требовательно орать. А ведь он давно уже не маленькая птичка.

— Ты тяжелый, как беременная гусыня, — ворчит Тоня. — Летай сам!

Но Чайка-Гейр цепко сидит на шлеме, хотя его опрокидывает ветром назад.

Гунвальд смотрит из-под кустистых бровей, как к нему на двор въезжает живая пирамида из Чайки-Гейра-на-шлеме-на-Тониной-голове.

— Он их высиживает, — объясняет Тоня. — Высиживает свои идеи у меня в голове.

— Хм, — сердито говорит Гунвальд, — лучше б вы с твоим дармоедом крикливым высидели план, как мне переправить Гладиатора в летний хлев и самому остаться в живых.

Тоня чешет щеку.

— Это вопрос, — бормочет она, снимая Чайку-Гейра с головы.

Гладиатор — это баран Гунвальда, он купил его в прошлом году в Барквике и с тех пор мыкает с ним горе.

— Этот баран — худшая покупка за всю мою несчастную жизнь, — сказал Гунвальд, когда они в тот раз с мучениями загнали Гладиатора в хлев. Тогда им помогали и папа, и тети Эйр и Идун, вспоминает Тоня.

И вот теперь нужно вывести его из хлева. Овцам пора ягниться, и в хлеву понадобится больше места. Тоня спрашивает, не сбегать ли ей за папой, как в прошлый раз, когда Гладиатора надо было завести в хлев.

— Нет, — упрямится Гунвальд. — Я как-нибудь справлюсь со своим собственным бараном, бес ему в жилу! Вот только кофейку выпью.

Он уходит в дом.

А Тоня остается, она сидит, задрав голову, и смотрит на пастбище, где летний хлев. Тут и сравнивать нечего: поселиться одному в маленьком отдельном хлеву или сутками слушать бабьи разговоры целой отары беременных овец. Нормальный баран будет только рад.

— Вряд ли это так трудно, — бормочет Тоня себе под нос.

В хлеву Гунвальда царит веселый хаос, сено вперемешку со всем подряд. Но овцам здесь хорошо. Тоня здоровается с некоторыми. Потом набирает в ведро корма на донышке и идет к стойлу Гладиатора. В полутьме глаза его кажутся светло-зелеными. Голова у него огромная. И она оказывается еще больше, когда он подходит ближе посмотреть, кто такая эта Тоня.

— Сква-ак, — вскрикивает Чайка-Гейр у нее за спиной.

— Закрой клюв, ты его раздражаешь! — говорит ему Тоня очень строго. Потом она снова оборачивается к Гладиатору.

— Послушай, разбойник, — говорит Тоня. — На улице солнышко, и прямо за домом тебе приготовили отличную дачу. Давай, пошли.

Она дрожащими руками открывает калитку в стойло и начинает медленно пятиться задом по проходу, то и дело тряся ведром с кормом. Гладиатор слышит эти приятные звуки скорого угощения и идет за ней твердым шагом. Тоня задом толкает дверь в хлев и выходит наружу. Бедный Гладиатор, он много месяцев не видел солнечного света. Теперь он замер и щурится сослепу на пороге хлева. Тоня сильнее трясет ведро с кормом, чтобы баран шел на звук, даже ничего не видя.

Очень собой довольная, она открывает калитку на пастбище. Гладиатор по-прежнему идет за ней по пятам, послушный и смирный, как ягненок.

— Выступает дрессировщица с бараном! — кричит Тоня Чайке-Гейру, который уселся на заборный столб и следит за происходящим.

В этот момент операция отступает от плана. Не успевает Тоня открыть калитку на луг, как Гладиатор бодает ее в бок, и она чуть не перекувыркивается через голову. Психованный баран прозрел!

— Опс! — вскрикивает Тоня, ускоряя шаг.

Баран бодается безостановочно, и Тоня понимает, что надо спасаться, пока ее не забодали вконец. С развевающейся на весеннем солнце рыжей гривой она резво припускает в сторону летнего хлева. Баран наступает на пятки.

— Корм! — стонет Тоня.

Какая же она глупая! Конечно, он тащится за ней… Тоня с силой отшвыривает ведро, и корм рассыпается по всему лугу. Но Гладиатор и ухом не ведет. Его интересует только Тоня. А что если бараны устроены как быки и кидаются на всё красное (и рыжее)?

— У тебя волосы — как огонь. Будто дверь сеновала[8] в закатном солнце, — однажды сказала ей бабушка.

Тоня наверняка знает, что до нее таких красивых слов на земле точно никому не говорили. Но сейчас здесь, на лугу, она с удовольствием променяла бы свои рыжие волосы на черные, или светлые, или русые, даже седые приняла бы она с благодарностью в эту минуту.