Тонущие - [21]
Мы с Эллой сидели молча, а поезд тем временем набирал скорость, и сказочный силуэт замка уплывал от нас все дальше.
— Он похож на Камелот, вам так не кажется? — прошептала она.
— Похож, — эхом отозвался я.
На вокзале Пензанса царила суматоха: люди, чемоданы, очереди пассажиров в ожидании такси.
— Пойдемте. — Элла потянула меня за руку. — Давайте прогуляемся пешком. Здесь идти не более часа. А последняя лодка не отчалит раньше десяти.
И мы побрели по городу. Начало моросить. Нам было жарко после поездки, она утомила-нас, и теперь мы радовались дождю, воздуху, запаху моря. Мы шли бок о бок, улыбаясь, испытывая некоторую неловкость — теперь, когда мы действительно добрались до места. Вскоре толпы людей и нагромождения домов остались позади, и Элла увела меня в сторону от главной дороги на маленькую тропинку, спускавшуюся к морю.
— Смотрите. — Она указала куда-то вдаль.
Я взглянул туда и увидел замок, венчающий конический остров, словно естественное продолжение гранитной скалы, а вокруг — синее море.
— Значит, вот какой вид открывался из окна у Бланш, — проговорил я.
— Что вам известно о Бланш? — Элла пристально взглянула на меня.
— Немного. Только то, что она была вашей бабушкой и жила здесь.
— Кто вам рассказал?
— Сара.
— Понятно. — Элла помолчала. — Значит, она до вас уже добралась.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Вы и не можете понять.
— Тогда объясните мне.
— Не сейчас, Джеймс.
И прежде чем я успел сказать хоть слово, Элла резко устремилась вперед: сначала пошла, а потом и вовсе побежала по ведущему к морю крутому склону, густо поросшему стелющейся по земле травой.
— Думаю, отсюда мы можем добраться до лодок. Побежали!
Ветер донес до меня ее приказ. И я помчался сквозь дождь, одежда прилипала к телу. Дождь усилился. Я бежал и бежал. А Элла все время была впереди, она что-то выкрикивала, и возгласы ее выражали нечто среднее между радостью и яростью; я не мог ни понять, ни объяснить этих звуков, но повиновался им, несмотря на то что в туфли набился песок, а по шее стекали струи дождя. Именно так я провел всю свою жизнь: бежал за ней, постепенно приближаясь, но она всегда ускользала. Даже сейчас я ощущаю на вкус тот соленый воздух и слышу биение своего сердца.
На остров нас отвез бородатый рыбак, явно удивленный тем, что у нас нет багажа.
— Это последняя лодка, сэр, — проговорил он. — Если вы намерены вернуться обратно сегодня вечером…
— Нет, не намерены, — ответила Элла за меня.
— Очень хорошо, мисс.
В ветхой лодке, пропахшей макрелью, мы доплыли до острова и причалили к берегу, когда обмылок солнца утонул за горизонтом. Я был несколько удивлен, обнаружив у стен замка деревню, поскольку в воображении уже нарисовал себе Сетон некой самодостаточной территорией, отрезанной от нашего мира. Но обрадовался пиву и тарелке дымящейся трески в кляре — их нам подали на милом маленьком постоялом дворе, о котором Элла уже говорила мне. Прежде чем мы сели ужинать, она забронировала комнаты, записав их на имя Уоррингтон.
— Это девичья фамилия моей матери, — объяснила она тихо, расписываясь в журнале. — Только идиот станет подписываться на этом острове как Харкорт. Сразу получишь столько внимания, что ни на минуту глаз не сомкнешь.
Я понимающе кивнул и поставил в журнале свое настоящее имя.
Когда мы сидели за столом в уютном баре, слушая дождь, монотонно барабанящий по оконным стеклам, Элла улыбнулась мне:
— Ну вот мы и добрались.
— Вы это мне хотели показать?
— В том числе, — произнесла Элла. — Я хотела показать вам остров и замок. Но есть еще кое-что… особое, мне нужно, чтобы вы это увидели. — Принесли заказанную рыбу. Она ковырнула вилкой в тарелке. — Но вам придется подождать до завтра. Только утром в замок начнут пускать туристов.
— Но, — начал я с некоторым изумлением, — я-то думал, что это ваш замок. Вы ведь не турист в доме своей собственной семьи?
— Нет, — ответила она, улыбаясь моему неведению. — Конечно, я могла бы отвести вас на обед к дяде Сирилу и тете Элизабет. Правда, не думаю, что они были бы в восторге от встречи со мной, хотя и не показали бы этого. К сожалению, нам невозможно явиться туда по очевидным причинам.
— Например, по каким?
— Для начала, наивное вы дитя, вследствие того факта, что вы не Чарли Стэнхоуп. Они никогда не согласятся принимать меня здесь с кем-либо, кроме него.
— Никогда — или до тех пор, пока вы не выпутаетесь?
— До тех пор, пока я, как вы говорите, не выпутаюсь.
— Понятно.
— Но есть и еще одна причина, по которой я не хотела бы встречаться с родными.
— Какая?
— Я предпочла бы показать вам ее без посторонних глаз… то есть, вернее, без глаз родственных. Я имею в виду — показать картину. Именно ради нее я привезла вас сюда. Она поможет многое прояснить. Никогда не следует недооценивать значение визуальных средств. — Элла улыбнулась. — И здесь важна уединенная обстановка. Я ничего не имею против экскурсантов, они нам не помешают. Но я по возможности хочу избежать общества членов семьи. Мы с вами будем анонимны, как туристы. Вы, думаю, уже достаточно насмотрелись на моих родственников.
Надтреснутый смешок, сопровождавший эту фразу, дал мне понять, кого она имеет в виду.
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».