Тонкий лёд - [32]

Этот наряд мне доставили за два дня до бала. Стоит ли говорить, что привез платье лично инар Рабан? Почтенный мастер с плотоядным видом следил за мной, пока я ходила вокруг очередного шедевра портновского искусства. После, когда я шумно вздохнула, отмер и спросил:

— И что вы скажете, агнара Берлуэн?

— Словно цветущий сад, — ответила я, отчего-то представляя себе именно сад во время его цветения. Почему именно эта ассоциация пришла мне в голову, ответить сложно. Однако внутреннее ощущение при взгляде на чудесное платье привело меня к цветущим яблоням с нежностью белоснежных лепестков на фоне свежих зеленых листьев.

— Душа моя! — воскликнул портной, утирая слезу умиления. — Как же тонко вы это почувствовали. Пока я шил платье, я думал о вас, сравнивая вашу трепетную молодость с цветущим садом. Как, однако, вы чутко уловили то, что я хотел показать. Я ваш преданный слуга навеки!

Мужчина вдруг опустился на колени, а я пришла в крайнюю степень замешательства, не зная, как отреагировать на порыв мастера. Однако поспешила к нему, чтобы поднять с колен. Инар Рабан обнял мои ноги, отчетливо всхлипнул и высокопарно воскликнул:

— Богиня!

Спас меня от восторга портного, конечно же, мой жених. Вежливо, но не допуская возражений, диар оторвал инара Рабана от моих ног и выпроводил за дверь, говоря ему:

— Инар Рабан, вы решили испытать мое терпение? Вы только что держали за ноги мою невесту. Даже я не позволяю себе подобного.

— Это все от глубины моих чувств, — ответил портной, перестав впадать в священный экстаз. — Чистый восторг, ваше сиятельство, чистейший.

Уже после того, как инар Рабан покинул поместье, диар вернулся ко мне. Глаза его весело поблескивали. Я ожидала недовольства тем, что я допустила прикосновения к себе другого мужчины, однако д’агнар Альдис покачал головой и усмехнулся:

— Все творческие люди не от мира сего. Но это сделало нашего мастера мастером и самым востребованным портным моего диарата. Вы сумели тронуть его, Флоретта. Рабан сам не шьет уже какое-то время, лишь следит за работой подмастерьев и дает указания. Для вас портной снова взялся в руки иглу.

— Я польщена, — рассеяно ответила я. Мой жених снова усмехнулся и оставил меня наедине с моим платьем.

И вот теперь это чудо было надето на меня, и я с затаенным восторгом рассматривала свое отражение. Лучший парикмахер уже закончил создавать у меня на голове еще одно чудо. Впрочем, и здесь приложил руку мой жених, велев:

— Пусть будет живенько, никаких сложных башен. Агнара Берлуэн должна выглядеть естественно.

И я выглядела. Водопад подкрученных локонов падал на плечи — «живенько», как и приказал его сиятельство. Волосы лишь присобрали на макушке, скрепив красивой заколкой с изумрудами и мелкой россыпью бриллиантов. Сережки и колье, надетые на мне, были из того же гарнитура. Его вчера подарил мне, конечно же, мой жених, дав возможность в очередной раз оценить его вкус. И теперь, взирая на себя в зеркало, я не могла не признать, насколько гармонично смотрятся наряд и украшения… и я с ними вместе.

— Вы прелестны, агнара Берлуэн, — сложил на груди руки парикмахер.

— Благодарю, — улыбнулась я, даже не смутившись.

— Ох, Фло, ты просто королева, — полушепотом произнесла Мели.

— Ага, — кивнула Тирли.

Я рассмеялась, раскинула руки и закружилась на месте, ощущая невероятный восторг. Девочки запрыгали, хлопая в ладоши, парикмахер негромко усмехнулся, и даже строгие горничные улыбнулись. Когда появился диар, я готова была взлететь от легкого искрящегося счастья.

— Как же женщине нужно мало, чтобы засиять от радости, — усмехнулся Аристан. — Впрочем, это прелести неискушенной женщины. Очередное преимущество перед светскими хищницами. Вы невероятно хороши, драгоценная моя.

— Вы тоже, ваше сиятельство, — игриво ответила я, не скрывая улыбки.

Он и правда был хорош в строгом черном фраке, в белоснежной рубашке, с шелковым платком-галстуком, в цвет серых глаз, на котором красовалась булавка со скромной жемчужиной. Ни единой кричащей детали во всем туалете. Подтянут, элегантен, хорош собой без всякой сладости. В это мгновение я позавидовала сама себе, а после ужаснулась, представив, сколько женщин нашего диарата облизывалось на моего жениха, и что теперь они должны чувствовать, когда узнали о намерениях его сиятельства. Следом вошли папенька и Артиан. В глазах отца застыла гордость, и я ужаснулась второй раз, подумав о тех отцах и братьях, кто пытался выгодно пристроить своих дочерей и сестер. Желание покидать свою комнату разом превратилось в прах.

— Ну что такое, Флоретта? — насмешливо спросил диар. — Вы вновь дрожите, как перепуганный заяц.

— Они же все ненавидят нас, — со священным ужасом прошептала я.

— Вы думаете, я всеобщий любимец? — полюбопытствовал Аристан Альдис. — Поверьте, недругов у меня хватает. Но я же не трясусь, и вы прекратите. Плечи, спина, взгляд, — скомандовал он, и я послушно задрала подбородок. — Только так и не иначе.

Диар усмехнулся и поддел кончик моего носа согнутым пальцем. После указал на дверь. Артиан послал мне теплую ободряющую улыбку, папенька распахнул дверь, и меня вывели из-под укрытия надежных стен моих покоев. Вознеся молитву Матери Покровительнице и пообещав ей чистую душу за немедленную смерть, я поняла, что мои мольбы не услышаны, и деваться некуда. А раз деваться некуда, то и трястись уже поздно. В конце концов, я будущая диара и должна помнить о достоинстве своего супруга, с которым судьба соединит меня всего через месяц.