Томление - [61]

В душе Жюли происходила жестокая борьба. Она была не настолько глупа, чтобы не понимать доли своей вины во всем случившемся. Эта мысль не давала ей покоя, пока она сидела взаперти в спальне. В конце концов она произнесла строгим голосом:

— Она или кто-то другой… Такие мужчины, как ты, никогда не управляют своими желаниями! Но, Мартин… Я прошу тебя.

— Я слушаю тебя.

— Я не хочу разводиться с тобой. Я никогда не вынесу этого позора. И я прошу тебя о двух вещах. Хорошо подумать над предложением стать настоятелем другого прихода. И… и научить меня любить тебя.

— Жюли! — выдохнул он.

— Не теперь! Не сразу, — быстро проговорила она. — Но постепенно, постепенно!

Он ничего ей не отвечал. Он думал о Сесилии, которую никогда больше не увидит. Думал о своей долгой любви к Жюли, которая все это время оставалась безответной и потому потухла. Удастся ли воскресить ее?

— Я попытаюсь, — пообещал он, борясь с отвращением к ней.

Жюли снова ушла к себе в спальню.

Она была довольна лишь наполовину. Да, ей удалось предотвратить катастрофу — Мартин отказался от мысли публично исповедовать свой грех в церкви. И он почти пообещал ей подумать о должности настоятеля.

Но внутренний голос тем не менее говорил ей, что победа куплена дорогой ценой. Мартин был красивым, привлекательным мужчиной. И она испытывала отвращение не лично к нему. Ей мешало ее искаженное понимание любви и греха, которое накладывало отпечаток на ее отношение к мужчинам в целом. Нет, Жюли никогда не думала о том, что она могла бы остаться старой девой, это было неприемлемо для ее тщеславной натуры. И Мартин был одним из самых приятных людей, которых она когда-либо встречала. А главное, им было легко управлять. И путеводной нитью для нее служили ее амбиции и мечты о карьере мужа.

Но теперь ей предстояло принять его именно как мужа. Она должна принадлежать ему, как принадлежала эта поганая девчонка из усадьбы, и это вызывало в ней резкое неприятие. Ей всегда была противна физическая близость, еще до того, как она встретила Мартина.

И сделать свой выбор ей было необычайно трудно! Сначала надо было дать выход накопившейся в ней ненависти, разрядить ее долгожданной местью. Мартину она отомстить не могла, иначе он уйдет от нее. А Сесилия уже уехала.

Но оставалась Ирья, выскочка, живущая в Гростенсхольме. И ей придется расплачиваться за всех!

13

После того как уехала Сесилия, Кольгрим вновь потерял интерес к окружающим. Он снова закапризничал, начал безобразничать, и только история о Главном тролле, рассказанная Сесилией, удерживала его от того, чтобы напакостить младшему братику. Ирья жалела мальчика и пыталась по мере своих сил развеселить его, но она была не Сесилия.

— Когда она приедет снова? — не отставал Кольгрим.

— Как только сможет, малыш. Ведь ей так хочется снова встретить тебя. Может, через год или через два.

Мальчик тяжело вздыхал, а Ирья вслед за ним. Сесилия очень много помогала Ирье, оказывая положительное влияние на Кольгрима. И похоже, все ее рассказы о троллях и ведьмах и тайнах Людей Льда вовсе не повредили мальчику, даже наоборот.

Он колотил по кровати палкой. Ирья никак не могла заставить его прекратить этот шум…

А маленький Маттиас взирал на свою маму трогательным взглядом. Иногда Ирью охватывал страх при мысли о том, что Кольгрим может обидеть мальчика, что он может приревновать его. И она старалась относиться ласково к обоим, без всякого различия, скрывая, как нежно она привязана к младшему.

Она знала, что Даг и Лив удивлялись тому, что Кольгрим никогда не проявлял своих необычных способностей, которыми он должен был бы обладать, являясь потомком Людей Льда. Ирья слышала о сверхъестественном у Суль, которая могла убить одним взглядом, о Ханне, которая была одержима злым духом, о страшных приступах гнева у Тенгеля… Все внутри Ирьи содрогалось, но она понимала, что с Кольгримом ей еще повезло. Это был просто маленький, несчастный ребенок. И она прижимала Кольгрима к себе, ласково гладя его по головке.

Но сегодня произошли новые неприятности. Ее любимый Таральд сделался вдруг таким нервозным, раздражительным, погруженным в какие-то свои неведомые мысли. Он все ходил и раздумывал над чем-то. На ее вопросы он отвечал рассеянно и не сразу.

Ирья чувствовала себя потерянной и беспомощной. Может, она ему наскучила? И он раскаивается в том, что взял ее в жены? Он ушел из дома по делам, не сказав ни слова.

Пока Ирья пыталась отобрать палку у Кольгрима, в комнату вошла служанка:

— К баронессе пришла посетительница.

Несмотря на то, что и служанка, и баронесса вышли из одного социального слоя, в голосе первой не слышалось и тени презрения. Ирью за ее характер уважали в усадьбе все без исключения. Слуги даже испытывали к ней некоторую нежность, подчас гордость за то, что юный господин избрал именно ее, их Ирью.

— Посетительница ко мне? — удивленно спросила Ирья. — Это из Эйкебю?

— Нет, баронесса. Это жена священника.

— Ах да, конечно же! Не будешь ли ты так любезна и не присмотришь за детьми, пока я отлучусь?

— Разумеется.

Служанка прекрасно понимала, какую ответственность на нее возлагают. Двух братьев никак нельзя было оставить без присмотра. С непослушным Кольгримом никто не хотел возиться, но раз ее просит сама баронесса… Мальчик сразу же опрокинул стул, чтобы посмотреть, какова будет реакция служанки. Но девушка была уже вышколена и знала, как следует себя вести с Кольгримом.