Том Соуер за границей - [21]

Чистая, голубая, холодная, глубокая, подернутая рябью отъ вѣтерка, — самая чудная картина, какая только могла быть! Берега озера были покрыты травою, цвѣтами, осѣнены рощами высокихъ деревьевъ, увитыхъ виноградомъ. Все было такъ тихо, мирно, такъ усладительно, что хотѣлось даже плакать при видѣ такой прелести. Джимъ и то разревѣлся и принялся кривляться, плясать, суетиться; онъ былъ такъ доволенъ, что съ ума сходилъ отъ радости. Была моя вахта и я долженъ былъ остаться при машинѣ, но Томъ съ Джимомъ спустились, выпили по боченку воды и мнѣ тоже принесли. Пивалъ я много хорошаго въ жизни, но ничего, что могло бы сравниться съ этою водою. Они спустились опять внизъ и выкупались; затѣмъ Томъ влѣзъ и смѣнилъ меня, а я съ Джимомъ купался; потомъ Джимъ смѣнилъ Тома, а мы съ Томомъ стали бѣгать въ запуски и бороться. Признаюсь, никогда еще въ жизни не забавлялся я такъ! Было не жарко, потому что дѣло шло уже къ вечеру, притомъ же мы были безъ платья. Одежда хороша въ школѣ, въ городахъ и на балахъ, но какой въ ней толкъ, когда кругомъ нѣтъ цивилизаціи или другихъ какихъ непріятностей и стѣсненій!

— Львы идутъ!.. Львы!.. Скорѣе, масса Томъ!.. Бѣги, спасайся, Гекъ!

О, полагаю, что мы улепетывали! Мы не подумали даже захватить свое платье и кинулись на лѣсенку, какъ были. Но Джимъ потерялъ голову, — это бывало съ нимъ всегда, когда онъ въ страхѣ или волненіи, — поэтому, вмѣсто того, чтобы подтянуть лѣсенку отъ земли настолько, чтобы звѣри не могли достать насъ, онъ повернулъ одинъ изъ машинныхъ рычаговъ и мы взвились вверхъ и стали болтаться въ пространствѣ, прежде чѣмъ онъ успѣлъ опомниться и понять, что за глупую штуку надѣлалъ. Тогда онъ оставилъ машину, но забылъ, что слѣдуетъ дѣлать далѣе; а мы находились на такой выси, что львы казалясь намъ щеночками, а вѣтромъ насъ такъ и раскачивало.

Но Томъ все же успѣлъ взобраться наверхъ, сталъ править и спустилъ шаръ пониже; но онъ повелъ его обратно къ озеру, гдѣ звѣри сидѣли, точно собравшись на военный совѣтъ. Я думалъ, что онъ тоже рехнулся, потому что зналъ же онъ, что я былъ перепуганъ до того, что не могъ лѣзть вверхъ; неужели же онъ хотѣлъ опустить меня среди этихъ всякихъ тигровъ?

Но нѣтъ; голова у него была въ порядкѣ; онъ зналъ, что дѣлаетъ. Онъ спустился на футовъ тридцать или сорокъ отъ воды. остановилъ шаръ надъ самымъ центромъ озера и крикнулъ:

— Отпускай и вались!

Я повиновался и упалъ внизъ, ногами впередъ, стрѣльнувъ такъ чуть не съ милю до дна; а когда я вынырнулъ опять, Томъ сказалъ мнѣ:

— Теперь ложись на спину и плавай такъ, пока не отдохнешь и не придешь хорошенько въ себя; тогда я спущу тебѣ лѣстницу въ воду и ты вскарабкаешься наверхъ.

Все это было исполнено. Но какова была смѣтка у Тома? Еслибы онъ старался опустить меня гдѣ-нибудь на землѣ, звѣринецъ могъ бы слѣдовать за нами, и пока мы выискали бы безопасное мѣсто, я выбился бы изъ силъ и упалъ.

Въ продолженіи всего этого времени львы и тигры разбирали наши вещи, стараясь, повидимому, раздѣлить ихъ поровну между собою; но, вѣроятно, вышло у нихъ какое-нибудь недоразумѣніе, кто-нибудь хотѣлъ стащить больше, чѣмъ приходилось на его долю, и тутъ началась такая свалка, что и представить себѣ нельзя. Всѣхъ звѣрей было штукъ до пятидесяти и все это смѣшалось въ одну кучу, рыча, ревя, кусаясь и царапаясь, въ воздухѣ мелькали хвосты и лапы, и нельзя было разобрать, что кому принадлежитъ; кругомъ такъ и летѣли клочья мѣха и клубы песка. Когда бой окончился, одни изъ звѣрей лежали мертвые, другіе удалялись, прихрамывая, а остальные сидѣли на полѣ сраженія, полизывая свои раны или поглядывая на насъ, причемъ точно бы приглашали насъ сойти и поиграть съ ними; намъ не хотѣлось ни того, ни другого.

Что касалось нашей одежды, то отъ нея не оставалось ничего: каждый лоскутъ ея былъ въ желудкѣ животныхъ, но врядъ-ли имъ могло поздоровиться отъ этого, потому что было тамъ много мѣдныхъ пуговицъ, въ карманахъ лежали ножи, курительный табакъ, гвозди, мѣлъ, камешки, крючки для уженья и всякая всячина. Но мнѣ не было дѣла до этого, а злило меня то, что у насъ оставались теперь только вещи профессора; запасъ платья у него былъ значительный, но намъ было невозможно показаться въ этомъ видѣ передъ кѣмъ-нибудь, — если бы случилось встрѣтиться съ обществомъ, — потому что брюки были длинны какъ туннели, а сюртуки и прочее въ томъ же родѣ. Но все же это годилось для передѣлки, а Джимъ былъ вродѣ колченожки-портного, и онъ обѣщалъ устроить каждому изъ насъ по одному приличному костюму, или даже по два.

ГЛАВА IX

Мы все же хотѣли спуститься на землю тутъ же, но по особому дѣлу. Большая часть продовольствія, припасеннаго профессоромъ, находилась въ жестянкахъ, сохраняясь по способу, только что изобрѣтенному тогда кѣмъ-то; остальное было въ свѣжемъ видѣ. Но если вы перевозите бифстекъ изъ Миссури въ степь Сахару, то будьте осторожны и держитесь повыше, въ холодныхъ слояхъ атмосферы. Мясо сохранялось у насъ хорошо до тѣхъ поръ, пока мы не провели такое продолжительное время внизу, среди тѣхъ мертвецовъ. Эта стоянка испортила намъ воду, а бифстекъ довела до степени, которая могла понравиться только англичанину, какъ выразился Томъ, но была слишкомъ пикантна для американцевъ; поэтому мы рѣшились спуститься на львиный рынокъ и посмотрѣть, нельзя-ли добыть тутъ чего.