Том 9. Рассказы. Капкан - [131]

— Нажать курок — это может и безалаберный, — не унимался Кудрявый. — Сейчас схожу переговорю с Маком. Видимо, попросим тебя, как мирового, созвать всех местных кри; обсудим, что и как. Я беспокоюсь. Джо. За тебя и… — Он поднял глаза на сидящую напротив Элверну; их взгляды встретились, помедлили, — …и за твою жену.

— Кудрявый, заставь его, — взмолилась Элверна. — Пусть он что-нибудь сделает!

— Обязательно, пупсик! Вот увидишь!

Ральф почувствовал, что эти двое понимают друг друга, и внезапно озлился на Кудрявого, уже не обманывая себя, будто оскорблен за Джо. А образ покинутого Вудбери маячил перед ним по-прежнему, и никто в этой невеселой с похмелья компании, собравшейся за завтраком, не был так тих и подавлен, как Ральф.

Пока Кудрявый бегал в факторию «Гудзонова Зали на», Ральф отозвал Джо в сторону и спросил без обиняков:

— Джо! Как тебе показался этот Вудбери, с которым я приехал? Понравился?

— Нет. Барахло. Трепач.

— И ты бы на моем месте тоже бросил его без всяких разговоров?

— Я… Это смотря…

— Не бойся. Говори прямо.

— Н-нет, понимаешь. Едва ли.

— Почему?

— Да видишь, какое дело… Кто привык мотаться по глухим краям, тот всегда держится за своих, вот и все. Нравятся, нет ли — неважно. Так уж вроде заведено. Начинаешь думать — а ну как тот, другой, сломает себе ногу или еще чего…

— И ты меня осуждаешь, что я его бросил?

— Да нет. Ей-богу, нет. Такие вещи каждый решает за себя. То есть, конечно, если ты здесь ведешь дела, тогда уж миришься с тем, что есть. А тебя вполне можно понять.

— Слушай. Мне этот Вудбери все снится по ночам. Видно, нехорошо, что я его бросил. Скажи — никак нельзя отрядить Лоренса Джекфиша, чтобы разыскал его, если удастся, и доставил сюда? Может, он снял бы комнату у Макгэвити.

— Нет. Этот тип не по мне. Он здесь не нужен. Раз уж ты его бросил… что сделано, то сделано. Я бы выкинул его из головы. Ну — пора бежать в лавку, браться за дела. Ох, башка раскалывается! Пока, Ральф. До скорого.

Оставшись один на веранде, Ральф предавался горестным думфм. Стало быть, никуда не денешься: это все-таки подлость, что он бросил Вудбери.

«Неправда! Он заслужил! Я был бы последний идиот, если бы дал ему испортить себе весь отпуск!»

Рассудок твердил: «Ты прав»; сердце упрямо бубнило: «1 ы — предатель».

Выходит, надо возвращаться к Вудбери? Что ж, по крайней мере это избавит его от опасности влюбиться в Элверну. (Где она, кстати? В доме без ее щебетанья было пустынно. Как ему хотелось снова услышать милый звук ее быстрых шагов!) Да! Это его долг по отношению к Вудбери, к Элверне, к Джо; долг по отношению к самому себе. Он уедет.

Но только… только еще не сегодня!

Он улучит минутку и с безмятежных высот жертвенной добродетели будет молить ее сделаться второю миссис Макгэвити: добропорядочной, солидной и беспросветно скучной.

Его размышления прервал Кудрявый, который примчался звать Джо на встречу с индейцами. Ральф тоже пошел.

На летний сезон в фактории Мэнтрап расположились лагерем две группы индейцев: местные, с Озера Грез — под началом вождя Вапенауга, и небольшая часть племени с неисследованной территории к югу от озера Полуночного — во главе с вождем, чье индейское имя каким-то образом превратилось в английское Бербери.

Звание вождя, как убедился Ральф, в действительности куда менее почетно, чем в романах. По важности его, пожалуй, можно приравнять к титулу председателя местного управления деревеньки с населением в триста душ. Вождь может созывать собрания, он играет роль посредника между своим кочевым народцем и правительством, но пост у него выборный, а государственный агент имеет право снять вождя без всякого разбирательства. Самые почетные его привилегии — получать двадцать пять долларов вместо пяти, которые правительство ежегодно выплачивает по договору своим подопечным, а также носить шляпу с широченной золотой лентой, снннй мундир с медными пуговицами, золотую нарукавную повязку и медаль, огромную, точно бляха водевильного полисмена.

Но одно дело — абсолютная ценность титулов и регалий, и совсем другое — гордость, которую они внушают своим обладателям. Для секретаря Литературного и Вышивального Общества имени Гаррнет Бичер-Стоу в Южном Воппингтоне избрание на должность — событие не менее волнующее, чем коронация — для австрийской императрицы. Чемпиону Сельского Теннисного Клуба Роздейл-Виллас хриплые и восторженные возгласы девяти болельщиков доставляют не меньшее блаженство, чем Уильяму Тилдену[93] — овация в Форест-Хилз.

Шествуя с сотней своих вояк на переговоры с тремя лавочниками и одним полисменом, Вапенауг И Бербери выступали с таким напыщенным видом, с каким король на открытии парламента показался бы смешон. Их сомнительной свежести рубахи были скрыты под парадными мундирами, застегнутыми на ясные пуговицы; их определенно грязные лица были осенены шляпами с золотыми лентами; на их животах горделивоболтались колоссальные медали.

С разрешения миссионера мистера Диллона собрание проводилось в церкви. Впереди, у алтаря, лицом к индейцам расположились мистер Диллон, Кудрявый Эванс, Джо, Макгэвити, агент «Братьев Ревийон» Бирмайер, Ральф, Пит Реншу и вожди. Индейцы заполнили церковь почти до отказа — смуглые, мрачноватые, непроницаемые, как жители Востока. Ральф смотрел и думал, что в этих людях ничего не осталось от гордых индейцев былых времен. Они ставят капканы бледнолицых, ходят на их байдарках, не ведают иной музыки, кроме избитых песенок с Бродвея — они даже одеваются так же прозаически, как белые: готовые рубашки, черные пиджаки, черные брюки навыпуск.