Том 9. Письма 1915-1968 - [32]

Сегодня послал тебе телеграмму о своем приезде в Гурьев.

В Гурьеве мне придется пробыть дольше, чем я предполагал, по я не жалею. Попал в такую дичь, что самому не верится. Я уже в Азии, или, как здесь говорят, «на бухарской стороне». Переход к Азии действительно очень резок и недаром Урал — граница Азии (Гурьев — на Урале, в 18 километрах от моря). Около Гурьева Касп. море совершенно прозрачное, зеленоватое и па нем — небольшие острова из чистого ослепительно белого песка. Азиатский берег видеп очень далеко белой яркой полосой. В устье Урала — гигантские камыши выше бортов парохода. Река очень узкая, и пароход идет почти вплотную с берегами и спугивает из камышей множество цапель.

Гурьев открывается вдали весь в дыму кизяка, в глинобитных кубических домах в половину человеческого роста, как бы высыпанных из мешка, в тысячах верблюдов, облезлых псов, киргизов и рыбачьих лайб. Над всем этим стоит дикая пыль, закрывающая солнце.

Пришли сюда поздно вечером. В городе нет ни гостиницы, никакого ночлега и даже не берут на хранение вещи. Пришлось переправиться на азиатский берег и идти в городок Эмбанефти (тот самый, о котором есть очерк в «Наш. дост.»). Пришел в 12 часов ночи наугад, и мне повезло — отвели хорошую комнату в общежитии для инженеров (бесплатно). Сегодня был в Эмбанефти. Оказывается, я первый журналист, приехавший сюда, и мое появление вызвало сенсацию. Начальник Эмбанефти отдал приказ выдавать мне бесплатно завтраки, ужины и обеды из столовой для инженеров. Кормят очень хорошо, и за те пять дней, которые я проживу здесь, я, вероятно, поправился бы, если бы не жара. Весь день как в раскаленной печке. Завтра я еду с директором Эмбанефти на автомобиле в Доссор (на промыслы). Это в пустыне за 70 верст отсюда.

Сейчас я пишу, а мимо окон проходят с отвратительным рычанием (похожим на икоту) караваны верблюдов с водой — воду везут в Доссор, где в день на человека выдают ^XU ведра. Если бы ты знала, как я стосковался по чистой, холодной, пресной воде. Здесь вода теплая и не соленая, а кислая и притом грязная, совершенно серого цвета. Такая же вода и в Астрахани.

Сегодня послал тебе очерк (по счету третий) о Калмыкии для ЗКП или Страны Советов. Здесь я напишу три очерка и пришлю их сразу из Астрахани <…>

Завтра пошлю телеграмму в РОСТу с просьбой продлить отпуск без сохранения содержания на два месяца, а в случае невозможности освободить меня от работы. Впереди у меня только Карабугаз и Дербент. Хочу в Дербент заехать до К-бугаза, чтобы выяснить с твоим приездом. Я с радостью проведу лето в любом хорошем месте — даже в Солотче, если обстоят, скверно сложатся. Пока у меня все хорошо, если не считать, что я мало пишу — всего послал три очерка на 250 р., но писать с дороги очень трудно.

Целую тебя и Димушку. Привет Фраерману и Мрозов-ским. К-го я подвел. Кот.

Урал течет в плоских берегах, как глинистая густая жижа.

Е. С. ЗАГОРСКОЙ-ПАУСТОВСКОЙ

1 июня 1931 г. Доссор

Крол, вчера на машине приехал с директором Эмба-нефти в Доссор. 120 верст машина прошла по пустыне за три часа. На всем этом расстоянии мы встретили одного издыхающего верблюда. Солончаковая пустыня с серой и редкой горько-соленой травой и множество соленых озер (сор’ов). В Доссоре — непрерывный ураган, тучи солончаковой пыли, закрывающие наглухо солнце, жара, в день выдают кружку воды, нефть, вышки и потрясающий рев верблюдов (ревут они потому, что линяют). Впечатление тропической каторги. Завтра возвращаюсь в Гурьев, а оттуда в Астрахань (морем). Через день-два пришлю два очерка и доверенности.

О Дербенте еще знаю мало, директор Эмбанефти там бывал, но говорит, что очень малярийное место и как будто бы вредное для детей (жел. болезни), но это требует проверки.

Купил Диму киргизскую детскую книжку. Из Гурьева пришлю.

Целую. Кот.

Отсюда писать нет смысла — письма идут 12–20 дней.

Е. С. ЗАГОРСКОЙ-ПАУСТОВСКОЙ

14 июня 1931 г.

Крол, родной. Сижу в Красноводске и жду парохода на Кара-бугаз. Пароход должен быть завтра. Посылаю второй очерк для «Голоса рыбака» (из серии скучных). Если не трудно — сними с него копию. Копия первого очерка у меня есть. Когда приеду, то соединю все эти очерки, слегка их отделаю и сдам книжку. Будет лишних 120 рублей.

Завтра вышлю третий рыбацкий очерк и, если успею, очерк об Эмбанефти для Эк. Жизни.

Очень стосковался по тебе и Димушке — до того, что с большим трудом заставляю себя закончить поездку и пе уехать с первым же пароходом в Баку и Москву.

<…> Зной тяжелый, изнурительный, ни с чем не сравнимый. Над городом стоит синеватый угар, ночью все спят голышем и задыхаются от духоты. Мириады мух, все нечистоты выливаются на улицы. Принципиально никто не чистится, т. к. через секунду платье покрывается густым слоем пыли. Население — туркмены, киргизы, очень небольшая прослойка на редкость культурных русских (большей частью инженеры) и подавляющее большинство подонков, авантюристов и людей с темным прошлым, заметающих следы на окраинах. Достал множество интересного материала о Карабугазе от местных старожилов. Живу в общежитии карабугазцев с тонографами-москвичами. Обедаю в столовой ГПУ — единственное место, где можно обедать без всякого риска. По моим расчетам числа 30—1 буду в Москве. Очень тяжело и тревожно от того, что не могу получать писем от тебя. Когда получишь это письмо, я уже буду, должно быть, в Баку на обратном пути из Карабугаза.