Том 9. Наброски, конспекты, планы - [185]

Шпонька, запонка.

Шпуе, немецк<ое> слово spucken, плевать. Говорится: «море шпуе», море волнуется.

Штопка, кружка.

Шумки́, то, что жаворонки, делаемые в день 40 мучеников.

Шугалія, большая лодка.

Шупить, смыслить.

Шарпанина, приправленная сушеная рыба.

Шелифон, Ксенофонт.

Шмиглять, соваться.

Шпундри, часть бока, между спины и ребер.

Шульги, называются так левая рука и нога.

Шусть, шпир, шмыг.

Щирий, искренний.

Щуплий, малый, мелочной.

Юрливий, задорный, навязистый. Якта́н, сабля вогнутая.

Яли́на, ель. Ялове́ць, можжевельник, с польского.

Яломо́к, шапка сваляная с коровьей шерсти.

Яндола, большая глиняная миска, ендова.

Ясли, десна.

Ятровка, свояченица.

Вирша, говоренная гетьману Потемкину запорожцами НА светлый праздник Воскресения >*

Христос воскрес, рад мир увесь, дождалыся божиеи ласки,

Теперь усяк наився в шмак христовои паски.

Всѣ гуляють, выхваляють воскресшого бога,

Уже тая що до рая протерта дорога.

Злии духи, власныи мухи всѣ уже послизли,

Загнав Исус в пекло покус, щоб християн не гризли.

А смерть люта, що нам тута вельми докучала,

По болотах, очеретах, бижучи кричала.

Та суцѣга тепер бѣгла, як шалена до ляху,

Бо бѣг с хрестом чорта с хвостом прогнав, як собаку.

Сей чорт темний, князь пекельный, з смертью поглизався,

Всѣх зажерти, в ад заперти так вин измовлявся.

Воны тое в кучу двое, знюхавшись, ланцюють,

Хоть старого, хоть малого так и глабцюють.

Була воля — хоть и кроля у рай не пускають,

Хоть бы святих, вони и тѣх у пекло таскають.

Архиереи и ереи ишли по тому шляху,

Филозопи, крутопопи набралыся жаху.

Пропав той страх, зарѣс весь шлях купям та болотом,

Гдѣ той злий дух ковтав, як мух, ненаситним ротом.

Тепер скорый, шлях просторый до раю протерли,

Без сторожей, всѣ настежей ворота отперли.

Уже велять яблука рвать из райского древа,

Бо каб то ся не велося бо поила Ева.

Давно той уж крычит недуж, що спокусив Еву,

За то ему, для сорому болѣзнь по чреву.

Вышить, охряв, бо бѣг закляв лазить на чревѣ.

За его грѣх, що вин на смѣх те брехав Евѣ.

Бѣдна Ева одну с древа вирвала кисличку,

Збула власти, треба прясти на гребенѣ мичку.

За нею ж там бидный Адам щось, кажуть, прошкудив,

Землю пахав, цѣпом махав, бѣг з раю пропудив.

За ту ж ѣду Ева бѣду заслужила сію,

Честь Адаму аж за браму вибили у шию.

Глупа жона! сама она яблоки трощила,

За один плод увесь народ в пекло затопила.

Бѣг милостив, Еву простив, Адама пробачив,

Для визволу сам до долу лѣзти з неба рачив.

Там чортище старый свище, не хоче смириться,

Крутить хвостом, еще с Христом думае свариться.

Лишень же бѣг сам на порѣг в пекло поточився,

То Вельзевул попустив мул з ляку умочився.

Завив грѣзно, як вовк рѣзно, голосом собачим,

Кричить пробу, що особу Христову побачив.

Дав бѣг хлости, що всѣ кости поламав и роги,

И самого духа злого пидгарбав пид ноги.

Кричить на пуп, повсюду струп, нельзя доторкнути.

Надуло брух, заперло дух — не дало й <· · ·>.

А смерть шлюха с того слуха, що човпуть над дядьком,

Стала трястись, думае спастись плутовским порядком.

Пустила дур, бьется об мур, дерется на стѣну,

Як шалена, тороплена, попустила уже и пѣну.

Дак сих покус знавши Исус хитрие обмани,

За их дѣло на все тѣло наслав злии рани,

Бо всю птицю, всю гузицю ссипала короста,

Пришло узлом, крутить гузном, бо болѣзнь не проста.

В таким мѣстѣ, що нѣ сѣсти, а нѣ почесати,

Нудьга — туска там як луска, где сором и казати.

Смердять кости, що в корости, а тее все попрѣло,

Як бубон струп, продовбли пуп сороки все тѣло.

З усѣх сторон много ворон туда полѣтали,

Костомахи, розни птахи пшицю ростаскали.

Черви повзуть, тѣло гризуть зувсим поточили,

Огонь пече, юшка тече, так их учили.

Карность злая! бо як тая з людьми поступала,

Так по дѣлом душа с тѣлом и не пропала.

А Иуда сам стоячи там зъюридився як макуха.

То синѣе, то краснѣе, бо бере трясуха.

Вельми сей зляк и мѣх закляк в его з гришми за плечима,

За той свой грѣх, що носив мѣх не бачить очима.

В землю вкопав, щоб мѣх пропав, та окаменѣла,

Посох там цвѣт, и травы нѣт, бо билш не зеленѣла.

В води рибу, мѣх из глибу роспудив и раки,

Вирнув злий дух из води сух до Иуди паки.

Сюю мару пѣк и в жару, дак не загорѣвся,

Огонь потух, а той злой дух в печи не затлився.

Мицно по щит чортом подбит, що и не дереться,

В огню з печи да на плечѣ до Иуди знову береться.

Вин став з мѣшком ходить пѣшком в пеклѣ повсюду.

Бѣг повелѣв, щоб мѣх не тлѣв до страшного суду.

А хутенько да скоренько Петра бѣг достачив,

Уже Петро отпер пекло, як Христа побачив.

Прадѣд Адам и дядько Хам заиграли в свирѣли,

Закричали, затрещали, як Христа заглядѣли.

Усяк юзник свий крѣпкий узлик зараз розвязали,

Иисусу Христу все на листу <усе> росказали.

Ева тута була загнута, о, злоба шайтана,

Сей покуса, злѣйший труса и крымського хана.

Мучить дарма, бо в их ярма з шии не злазили,

Всюду струп, що на плечах бьют, все дрова возили.

З ярма в хомут, з узлами кнут, дротянии пуги,

З шии до пят на спини знать кровавии смуги.

А для страху бьють с размаху пятинку святую,

На подпрягу в колымагу запряглы и тую.

Що<б> скакала та брикала, кладуть в рот удила,

Сѣкуть плетью, щоб так мѣтью ступою ходила.

Понедѣлок, хоть не мѣлок, и тому ж тая заслуга,

Змикулився, замулився — ледви и той утик из плуга.