Том 9. Лорд Бискертон и другие - [204]

Весь этот долгий летний день, спустя десять минут после краткой беседы с мистером Хоуком, настроение его делалось все более и более мрачным. И не без оснований.

«Что мешает этому парню собрать деньжат и начать скупать акции, когда откроются торги?» — спрашивал Дж. Б. Хоук.

Бисквит знал бы, что ему ответить. Препятствием на его пути к крупным закупкам на торгах стояли скупость, недоверчивость и отсутствие широты взглядов со стороны его знакомых. На обещание несметных богатств в обмен на кредит они ответили отказом. Как сговорившись, они увильнули от предоставления ему займа, который развязал бы ему руки на завтрашних торгах. Ценная информация об акциях «Прыткой Ящерки» пропадала втуне.

Самая печальная из выработанных человечеством мудростей заключена в поговорке «Близок локоток, да не укусишь».

Занимать деньги всегда непросто. Никто из знатоков нравов не мог еще с достаточной убедительностью объяснить, почему «А» это удается, а «Б» — нет. Или почему «В» с легкостью одалживают тысячи, а «Г» никто не даст больше пятерки. Единственное, что тут можно сказать, — что искусство делать долги требует определенной твердости. Если бы Бисквит представлял «Пернамбуко», или «Фиджи Трейдинг Компани», или «Золотые Кирпичи» и «Вечный Двигатель Лимитед», он не вернулся бы домой с пустыми карманами. Но он вел дела как частное лицо, хуже того, как частное лицо, не котирующееся в финансовых кругах. У него была репутация «пятерочника». Завидя лорда Бискертона, потенциальные заимодавцы машинально шарили в карманах, нащупывая пятифунтовую бумажку. Они прочно держали его в этой категории, не желая одолжить тысячу фунтов, в которой он так нуждался.

Он попытал счастья в самых безнадежных ситуациях. Доведенный до отчаяния, он, ведомый генетической памятью предков-крестоносцев, сунулся даже в логово господ Дайкса, Дайкса и Пинвида. Но оба Дайкса вместе с Пинвидом только грозно трясли перед его носом неоплаченными счетами. И наконец, когда молодой Пуффи Симеон, известный как самый богатый член клуба «Трутни», отказался даже беседовать на эту тему, у Бисквита опустились руки.

Ноги отказывались нести его в Малберри-гроув. Душа его разрывалась от горя. Мысли постоянно возвращались к тому, что уплывало из рук. Однажды в школе он просадил шесть шиллингов, поставив на то, что Р. Б. Бленкинсопу, по прозвищу Книжный Червь, не съесть десять порций макарон за время перемены. Это был самый легкий удар судьбы. Просто смешной по сравнению с тем, что судьба нанесла ему сейчас. Это удар так удар. Деньги валялись под ногами. А он не сумел их подобрать.

Тяжело дыша, Бисквит доплелся до Малберри-гроув и свернул к калитке усадьбы. Ему хотелось услышать слово сочувствия, и сказать его мог только Берри Конвей. Больше того, он боялся признаться себе, что где-то в глубине души еще теплилась последняя надежда: вдруг Берри сможет раздобыть деньжат! Вот ведь Этгуотер одолжил же ему однажды двести фунтов, и Берри их вернул. Такое не забывается, это должно расположить Эттуотера к очередному проявлению щедрости.

Чуть оживившись, Бисквит постучал в окно гостиной. — Берри! — позвал он.

Берри был дома и услышал стук. Услышал он и голос друга. Но не отозвался. Он тоже был погружен в тяжкие раздумья и хотя всегда радовался обществу Бисквита, теперь чувствовал себя не готовым к дружеской беседе. Он опасался, что Бисквит опять начнет петь соловьем о своей Кичи и каждое его слово будет буравить ему сердце. Мужчина, которому только что женщина разбила сердце на мелкие кусочки, не сможет радоваться чужому счастью.

Поэтому Берри затаился во тьме и не подавал признаков жизни. А Бисквит с проклятием отвернулся от окна, присел на ступеньку и закурил.

Не найдя, однако, утешения в никотине, он поднялся, подошел к ограде и прислонился к ней. Стал смотреть на окружающий пейзаж. Сгущалась ночная тьма, но еще было видно, как лебедь Эгберт плыл по воде, и Бисквит прикинул, можно ли попасть в него отсюда палкой. Когда душа уязвлена, иногда можно облегчить страдания, подразнив лебедя. Бисквит подобрал подходящую палочку.

Он примерился, прикидывая траекторию, но вдруг между ним и целью возникло препятствие. Высокий худой мужчина зрелого возраста вышел из-за угла и уставился на Бисквита, словно на могильный камень, под которым был погребен его лучший друг.

— Добрый вечер, мистер Конвей, — сказал пришелец грустным голосом, напомнившим интонацию управляющего банком, извещающего его, лорда Бискертона, о том, что в сложившихся обстоятельствах превышение кредита было бы неудобно, нет, скорее — невозможно. — Вы ведь мистер Конвей, не так ли? Моя фамилия Роббинс.

2

Ошибка старшего партнера адвокатской конторы «Роббинс, Роббинс, Роббинс и Роббинс» была вполне естественной. Мистер Фрисби направил его в Вэлли Филдс к авантюристу, проживающему в «Укромном Уголке» на Малберри-гроув, и у калитки указанной усадьбы он обнаружил стоявшего за забором молодого человека, Неудивительно, что мистер Роббинс решил, что цель путешествия достигнута.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, мистер Конвей, — сказал он.

Вмешательство в спортивные планы не понравилось Бисквиту.