Том 8. Золотая Кастилия. Медвежонок Железная Голова - [14]

— Благодарю; поверьте, любезный губернатор, что я чрезвычайно ценю вашу любезность.

— В таком случае я прощаюсь с вашим сиятельством, чтобы как можно скорее исполнить ваши желания.

— И как только найдете нужный мне дом, сразу же сообщите.

— Если вы, ваше сиятельство, мне позволите, я сам доставлю вас туда.

— С величайшим удовольствием.

Они обменялись еще несколькими фразами, после чего дон Фернандо уехал, очарованный благосклонным приемом, которым удостоил его граф де л'Аталайя.

Глава VI В ДОМЕ

Когда дон Фернандо д'Авила уехал, предводители флибустьеров, оставшись одни на шхуне, предались безоглядной радости, которую внушил им столь неожиданный и полный успех их отчаянно смелого поступка. Задуманное ими отважное предприятие превосходило все, что значилось до сих пор в летописях Береговых братьев — летописях, безусловно наполненных достославными подвигами.

Действительно, авантюристы, несмотря на свою храбрость, вошедшую в поговорку, никогда еще не отваживались на такую опасную операцию, чтобы выведать тайные планы своих врагов. Ни Морган, ни Олоне — ни один из героев флибустьерства не осмеливался сыграть столь рискованную партию.

Однако когда прошла первая минута восторга, последовало отрезвление, и авантюристы стали опасаться такого полного и непредвиденного успеха. Им казалось невозможным продолжать долго разыгрывать свои роли, ломать эту комедию, не подвергаясь опасности быть со временем узнанными. Тревожно устремив глаза на город, белые дома которого амфитеатром поднимались от берега, они спрашивали себя, не лучше ли, пока еще есть время, воспользоваться наступающей ночью, поднять паруса и выбраться из ловушки, в которую они так безрассудно устремились. Испанцы достаточно часто имели дело с флибустьерами, и представлялось Довольно вероятным, что в городе с пятью тысячами жителей и с гарнизоном из восьмисот солдат найдется какой-нибудь человек, который узнает одного из командиров со шхуны.

Размышления эти, конечно несколько запоздалые, омрачили лица авантюристов; благоразумие вдруг одержало верх, и эти храбрые люди невольно почувствовали непреодолимый ужас при мысли о страшном возмездии, на которое решатся испанцы, открыв обман, жертвой которого они оказались. Скоро этот ужас усилился настолько, что шхуна чуть было не распустила паруса.

Только два человека остались тверды и непоколебимы в своем намерении отправиться на берег и довести до конца осуществление задуманного плана — Монбар и Филипп. Причины, подвигнувшие их на это, были настолько серьезны, что любые соображения должны были отступить перед желанием преуспеть в этом предприятии. Хладнокровно подвергнув опасности свои жизни и жизни своих товарищей, поставив перед собой цель во что бы то ни стало пробраться в Маракайбо и ожидая получить желанную награду за свои усилия, они не могли согласиться постыдно удалиться, поддавшись страху, недостойному их львиных сердец. Монбар энергично восстал против намерений своих товарищей; он доказывал им, что грозная слава, сопутствующая флибустьерам, поможет им устоять против испанцев даже в том невероятном случае, если они будут узнаны. Самое худшее, что могло с ними случиться, — это битва, а поскольку ни в бухте, ни в озере не было ни одного испанского судна, флибустьерам не грозила опасность с моря, и в случае необходимости они могли без особого риска ретироваться, что является разумной мерой, когда приходится бороться с силами, во сто крат превосходящими свои собственные; но в данную минуту ретирада оказалась бы делом постыдным, так как для нее не было никаких причин.

Эти возражения, горячо поддерживаемые Филиппом, достигли поставленной Монбаром цели; флибустьеры скоро позабыли о страхе, овладевшем ими, и поклялись Монбару оставаться ему верными и скорее умереть всем до единого, чем бросить его.

Как только Филипп увидел дона Фернандо д'Авила, он немедленно узнал в нем бывшего губернатора Тортуги и опекуна доньи Хуаны. Он тут же решил как можно скорее остаться одному в Маракайбо, тем более что именно с этой целью устроил он экспедицию и снарядил шхуну.

Когда волнение, вызванное соображениями, которые мы привели выше, утихло и все пришло в порядок, решили, что ночью шхуна приблизится к берегу, чтобы иметь возможность поддерживать постоянную связь с городом, а Пьер Легран и Мигель Баск станут измерять глубину залива и вести наблюдение за местностью, будучи наготове сняться с якоря при первом сигнале. Кроме того, условились, что ни один человек из экипажа, за исключением командира, не должен покидать борта корабля. Юнге Шелковинке было поручено осуществлять связь между Монбаром и командой на шхуне. На судне должна была поддерживаться самая строгая дисциплина, и так как малейшее неповиновение могло послужить причиной всеобщей гибели, ослушавшийся подвергался немедленному расстрелу; кроме того, для устранения всяких непредвиденных случайностей доступ к шхуне будет строго воспрещен городским жителям.

Меры эти обсуждались на общем совете и были приняты флибустьерами, торжественно поклявшимися в их неукоснительном исполнении.

Покончив с этим делом, занялись вопросом о поездке на берег. Сойти на берег собирались шестеро: Монбар под именем графа дона Пачеко де л'Аталайя, как чрезвычайный ревизор; Филипп под именем дона Карденио Фигера, его личный секретарь; Данник, Питриан и Тихий Ветерок под именами Хосе, Нардо и Нико, слуги графа; наконец, Шелковинка, или Лопес Карденас, его паж.