Том 8. Личные воспоминания о Жанне д’Арк. Том Сойер — сыщик - [43]

И вот они обманули Жанну. А она доверяла им и не ожидала от них подобного поступка. Это послужило ей уроком, и она позаботилась о том, чтобы это не могло повториться.

Почему же план Жанны показался ее штабу безумным? Потому что она хотела сразу снять осаду, немедленно дать бой; они же хотели осадить осаждающих и взять их измором, отрезав их коммуникации, — а на это требовались месяцы. Англичане возвели вокруг Орлеана ограду из крепостей, так называемых бастионов, и замкнули таким образом все ворота города, кроме одних. Французским полководцам казалось безрассудным самое намерение прорваться мимо этих крепостей и ввести армию в Орлеан; они считали, что армия будет уничтожена. Их мнение было, конечно, обоснованно с военной точки зрения, — вернее, было бы обоснованно, если б не одно обстоятельство, которое они упустили из виду. Английские солдаты были охвачены суеверным ужасом и совершенно утратили способность сражаться. Они вообразили, что Дева заключила союз с дьяволом. От этого они потеряли изрядную долю своей храбрости. Солдаты Девы, напротив, были полны отваги и воодушевления.

Жанна могла бы прорваться мимо английских укреплений. Но этому не суждено было свершиться: первая возможность нанести удар в борьбе за родину была отнята у нее обманом.

В ту ночь, в лагере, она уснула на земле, не снимая доспехов. Ночь была холодная, и когда мы наутро продолжали наш путь, она вся закоченела и едва могла разогнуться, — железо плохо заменяет одеяло. Но радость близкого свершения горела в ней так ярко, что она скоро согрелась. Ее воодушевление, ее радостное нетерпение возрастали с каждой милей пути. Но вот мы добрались до Оливе, и радость ее угасла и сменилась негодованием. Она поняла, что ее обманули: между нею и Орлеаном оказалась река.

Она хотела захватить один из трех бастионов, находившихся по эту сторону реки, и прорваться к мосту, — если бы это удалось, осада была бы снята немедленно; но страх перед англичанами глубоко укоренился в полководцах, и они упросили ее не предпринимать атаки. Солдаты рвались в бой и были разочарованы. Мы пошли дальше и остановились напротив Шеей, на шесть миль выше Орлеана.

Незаконнорожденный сын принца Орлеанского с делегацией рыцарей и горожан явился из города приветствовать Жанну. Она все еще негодовала на обман и не была расположена к приветственным речам, даже когда перед ней оказался один из героев, которых она привыкла чтить с детства. Она спросила:

— Ты и есть Дюнуа?

— Да, и я рад твоему прибытию.

— Не ты ли посоветовал завести меня на этот берег, вместо того чтобы идти прямо на Тальбота и англичан?

Эта резкость и прямота смутили его, и он не сразу нашел, что ответить; запинаясь и оправдываясь, он признался, что он и совет действительно решили так из стратегических соображений.

— Клянусь Богом, — сказала Жанна, — Господь мудрее вас и ваших соображений. Вы думали обмануть меня, а обманули сами себя. Я привезла вам самую могучую помощь, какую имело когда-либо войско или город; это помощь свыше, ниспосланная не ради меня, а волею Божьей. По молитве святого Людовика и святого Шарлеманя, Господь сжалился над Орлеаном, — он не допустит, чтобы врагу достались и город: и герцог Орлеанский.[20] Я привезла провиант для голодающих жителей. Но все лодки стоят ниже по течению, а ветер противный, и им сюда не добраться. Во имя Бога скажи мне, мудрец, о чем думал твой совет, когда придумал такую глупость?

Дюнуа и остальные, немного помявшись, вынуждены были признаться, что оплошали.

— Да, очень оплошали, — сказала Жанна. — Разве что Господь сам возьмется за дело вместо вас и переменит ветер, чтобы исправить вашу оплошность, — а иначе ничем здесь не поможешь.

Тут некоторые начали понимать, что при всей неопытности Девы в ратном деле у нее много здравого смысла, и что при всей ее кротости она не из тех, кто позволит себя дурачить.

Бог взял на себя исправление ошибки: по его соизволению ветер переменился. Лодки, нагруженные продовольствием и скотом, смогли подняться против течения и доставили голодающему городу долгожданную помощь, — это отлично удалось под прикрытием вылазки со стен против бастиона Сен-Лу. Тогда Жанна, снова принялась за Дюнуа:

— Видишь армию?

— Вижу.

— А как она тут оказалась, по решению твоего совета?

— Да.

— Тогда пусть твой мудрый совет объяснит, почему ей лучше стоять здесь, чем, скажем, на дне морском?

Дюнуа попытался было объяснить необъяснимое и оправдать непростительное, но Жанна прервала его:

— Ты мне вот что скажи, рыцарь: есть какой-нибудь толк от армии на этой стороне?

Дюнуа сознался, что никакого — если следовать ее плану.

— И, зная это, ты все же осмелился ослушаться моего приказа? А раз место армии на том берегу, скажи: как, по-твоему, переправить ее туда?

Тут уж стало очевидно, какая вышла путаница. Увертки были бесполезны, и Дюнуа признал, что поправить дело можно, только если вернуться с армией в Блуа и снова подойти к Орлеану по другому берегу, — как и хотела Жанна с самого начала.

Любая другая девушка, одержав подобную победу над опытным воином, могла бы возгордиться — и с полным основанием; но Жанна была не такова. Она кратко выразила сожаление о напрасно потерянном драгоценном времени и тут же приказала войскам повернуть назад. Ей жаль было отпускать войско: воодушевление воинов было так велико, что она не побоялась бы выступить с ними против всей Англии.