Том 8. Дживс и Вустер - [203]

— Друг мой, вы не видели мистера Вустера?

На конном дворе появилась мисс Томлинсон, сопровождаемая дамой, судя по акценту, француженкой.

— Нет, мадам.

Француженка воскликнула что-то на родном языке.

— Что-нибудь случилось, мадам? — осведомился я. Мисс Томлинсон, как я понимаю, не из тех дам, кто в обычном состоянии станет посвящать в свои тревоги чужого слугу, даже самого доброжелательного и сочувствующего. Тот факт, что она поделилась со мной сейчас, показывает, как сильно она была потрясена.

— Да, случилось! Мадемуазель только что обнаружила в кустах девочек, они курили. Когда их спросили, они заявили, что эти отвратительные сигареты им дал мистер Вустер. — Она повернулась к француженке: — Он, должно быть, где-то в саду или в доме. Я думаю, что этот человек сумасшедший. Пойдемте, мадемуазель.

Прошло, должно быть, не меньше минуты, прежде чем мистер Вустер, как черепаха, высунул голову из-под коврика.

— Дживс!

— Сэр?

— Поехали. Заводите мотор. Езжайте и не останавливайтесь.

Я поставил ногу на стартер.

— По территории школы придется ехать очень медленно, так будет безопаснее, сэр, — сказал я. — Мы можем задавить какую-нибудь молодую леди, сэр.

— А чем плохо? — с горечью спросил мистер Вустер.

— Или даже мисс Томлинсон, сэр.

— Не надо, — мечтательно протянул мистер Вустер. — Не дразните меня.

— Дживс, — сказал мистер Вустер, когда вечером, примерно через неделю, я принес ему сифон и виски, — это просто здорово.

— Сэр?

— Здорово. Понимаете, удобно и приятно. Я имею в виду, только взглянешь на часы и подумаешь, а вдруг сегодня вы запоздаете со старым добрым виски, и тут как раз вы входите с подносом, всегда в одно и то же время, и ни минутой позже; ставите его на стол и испаряетесь, а на следующий вечер снова приходите, ставите и испаряетесь, и на следующий, — я хочу сказать, это дает ощущение надежности и спокойствия. Как-то успокаивает. Точно, успокаивает.

— Да, сэр. Один вопрос, сэр…

— Какой?

— Вы уже подыскали подходящий загородный дом, сэр?

— Дом? В каком смысле «дом»?

— Насколько я понял, сэр, вы намеревались оставить эту квартиру и снять дом подходящего размера, чтобы жить там вместе с вашей сестрой, миссис Сколфилд, и тремя ее дочками.

Мистера Вустера передернуло.

— Отменяется, Дживс, — сказал он.

— Слушаю, сэр, — сказал я.

ДЖИВС И СКОЛЬЗКИЙ ТИП

Перевод И. Бернштейн.

Уже сгущались ночные тени, когда я повернул ключ в замке, и мы вдвоем с чемоданом прибыли в расположение вустеровской штаб-квартиры. Дживс в гостиной развешивал по стенам ветки остролиста, так как близилось неумолимое Рождество, а он любил, чтобы все было честь по чести. Я радостно поздравил его с моим прибытием.

— Ну, Дживс, вот я и вернулся!

— Добрый вечер, сэр. Приятно ли погостили?

— Недурно, я бы сказал. Но рад снова очутиться дома. Как это тот тип говорил про дом?

— Если вы имеете в виду американского поэта Джона Говарда Пейна, сэр, то он проводит сравнение родного дома с дворцами и роскошествами, в пользу первого, разумеется, и дальше пишет: «Дом, милый дом, быть дома лучше всего».

— Он был недалек от истины. Толковый малый этот Джон Говард Пейн.

— Читатели, насколько мне известно, им всегда оставались довольны, сэр.

Я возвратился из Чаффнел-Риджиса, где проводил уикэнд в клинике сэра Родерика Глоссопа, выдающегося лекаря психов, или психоневролога, как он сам предпочитает себя называть, — не в качестве пациента, спешу уточнить, а просто в гостях. Кузен моей тети Далии Перси был некоторое время назад поставлен туда на ремонт, и она попросила меня заехать посмотреть, как он. Он забрал себе в голову, уж не знаю почему, что его постоянно преследуют маленькие человечки с черными бородами, и, естественно, ему хотелось как можно скорее от них избавиться.

— Знаете, Дживс, — проговорил я немного позднее, уже потягивая виски с содой, которым он меня снабдил, — все-таки странная штука жизнь, никогда не угадаешь, чего от нее ждать.

— Вы имеете в виду какое-то конкретное осложнение, сэр?

— Вот, например, как у нас с сэром Р. Глоссопом. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда мы с ним будем жить душа в душу, точно два матроса, отпущенные на берег? А ведь когда-то, вы, может быть, не забыли, он внушал мне невыразимый ужас и, слыша его имя, я подскакивал до потолка, как вспугнутый кузнечик. Помните?

— Да, сэр. Я отлично помню, что вы относились к сэру Родерику с опаской.

— А он ко мне.

— Между вами определенно существовала некоторая натянутость. Ваши души не сливались в согласии.

— Зато теперь у нас такие добрые отношения, лучше не бывает. Преграды, нас разделявшие, рухнули. Я улыбаюсь ему, он — мне. Он зовет меня Берти, я его — Родди. Одним словом, акции голубя мира на подъеме и даже грозят достигнуть номинала. Мы ведь с ним, точно Седрах, Мисах и Авденаго, если я не путаю имена, вместе прошли сквозь пещь огненную, а это как-никак связывает.

Тут я подразумевал тот случай, когда мы оба, — по соображениям, в которые здесь не стоит вдаваться, скажу лишь, что они были вполне основательными, — зачернили себе лица, он жженой пробкой, я ваксой, и вдвоем провели страшную ночь в блужданиях по Чаффнел-Риджис, не имея, как это говорится, где преклонить главу. С кем вместе пережил такое, тот уже никогда не будет тебе чужим.