Том 7 - [39]

Омнибус держит путь на сияющий запад, и тени пассажиров становятся все длиннее, и лица в золотом блеске солнца преображаются. Солнце садится еще прежде, чем они достигают Димчерча, и когда, миновав ветряную мельницу, громыхая, въезжают в Нью-Ромней, уже совсем смеркается.

Кучер спустил вниз банджо и саквояж, и Киппс заплатил ему, сказал, как и подобает джентльмену: «Сдачи не надо», — повернулся и чемоданом прямехонько угодил в Киппса-старшего, который, услыхав, что у дверей лавки остановился омнибус, вскочил в гневе из-за стола и, не прожевав куска, кинулся на улицу.

— Здравствуйте, дядя, я вас не приметил, — сказал Киппс.

— Дурень неуклюжий, — ответствовал Киппс-старший. — Ты-то как сюда попал? У вас сегодня рано закрывают, что ли? Сегодня разве вторник?

— Я с новостями, дядя, — сказал Киппс, опуская саквояж.

— Тебя, часом, не уволили? И что это у тебя в руках? О, чтоб мне провалиться, да это ж банджо! Боже праведный, тратить деньги на банджо! И не ставь ты здесь саквояж. Прямо на самом ходу. О, чтоб мне провалиться, да что ж это за парень, ты последнее время совсем от рук отбился. Эй! Молли! Погляди-ка! И чего это ты приехал с саквояжем? Может, тебя и впрямь уволили?

— Есть новости, дядя, — сказал немного оглушенный Киппс. — Ничего худого. Сейчас расскажу.

Киппс-старший взял банджо, а его племянник снова подхватил саквояж.

Распахнулась дверь столовой, открыв взору Киппса тщательно сервированный ужин, и на пороге появилась миссис Киппс.

— Да неужто Арти приехал! — воскликнула она. — Какими судьбами?

— Здравствуйте, тетя, — сказал Арти. — Это я. У меня новости. Мне повезло.

Нет, он не выложит им все прямо с ходу. Пошатываясь под тяжестью саквояжа, он обогнул прилавок, мимоходом задел вставленные друг в друга детские жестяные ведерки, так что вся пирамида закачалась и задребезжала, и прошел в гостиную. Приткнул свой багаж в угол за стоячими часами и обернулся к дяде с тетей. Тетушка глядела на него подозрительно. Желтый свет маленькой настольной лампы пробивался над верхним краем абажура и освещал ее лоб и кончик носа. Сейчас они успокоятся. Но только он не выложит им все прямо с ходу. Киппс-старший стоял в дверях лавки с банджо в руках и шумно отдувался.

— Так вот, тетя, мне повезло.

— Может, ты стал играть на бегах, Арти? — со страхом спросила она.

— Еще чего!

— В лотерею он выиграл — вон что, — провозгласил Киппс-старший, все еще не отдышавшись после столкновения с саквояжем. — Будь она неладна, эта лотерея! Знаешь что, Молли. Он выиграл эту дрянь, банджо это, и взял да и бросил свое место; вот что он сделал. И ходит радуется, дурень. Все очертя голову, не подумавши. Ну в точности бедняжка Фими. Прет напролом, а остановить ее и думать не смей!

— Неужто ты бросил место, Арти? — спросила миссис Киппс.

Киппс не упустил столь прекрасной возможности.

— Бросил, — ответил он. — Именно, что бросил.

— Это почему же? — спросил Киппс-старший.

— Стану учиться играть на банджо!

— Господи помилуй! — воскликнул Киппс-старший в ужасе, что оказался прав.

— Буду ходить по берегу и играть на банджо, — сказал Киппс-младший, хихикнув. — Вымажу лицо ваксой и буду петь. Буду веселиться за милую душу и загребать деньги лопатой — понимаете, тетя? И этаким манером живо заработаю двадцать шесть тысяч фунтов!

— Послушай, — сказала мужу миссис Киппс, — да он выпивши!

Лица у супругов вытянулись, и оба они через накрытый к ужину стол уставились на племянника. Киппс-младший расхохотался во все горло, а когда тетушка скорбно покачала головой, закатился еще пуще. И вдруг сразу посерьезнел. Хватит, хорошенького понемножку.

— Да это не беда, тетя. Вот ей-ей. Не спятил я и не напился. Я получил наследство. Двадцать шесть тысяч фунтов.

Молчание.

— И ты бросил место? — спросил Киппс-старший.

— Ну да, — ответил Киппс, — ясно!

— И купил это самое банджо, напялил новые брюки и заявился сюда?

— Ну и ну! — сказала миссис Киппс. — Что только делается!..

— Это не новые мои брюки, тетя, — с огорчением возразил Киппс. — Мои новые брюки еще не готовы.

— Даже от тебя не ожидал такой дурости, даже от тебя, — сказал Киппс-старший.

Молчание.

— Да ведь это правда, — сказал Киппс, несколько смущенный их мрачной недоверчивостью. — Право слово… вот ей-ей. Двадцать шесть тыщ фунтов. Да еще дом.

Киппс-старший поджал губы и покачал головой.

— Дом на самой набережной. Я мог туда пойти. Да не пошел. Не захотел. Не знал, чего там делать и как говорить. Я хотел сперва рассказать вам.

— А откуда ты знаешь про дом?

— Мне сказали.

— Так вот. — Киппс-старший зловеще мотнул головой в сторону племянника, и уголки губ у него опустились (это тоже не предвещало ничего хорошего). — Простофиля ты!

— Вот уж не ждала от тебя, Арти! — сказала миссис Киппс.

— Да чего это вы? — едва слышно спросил Киппс, растерянно переводя взгляд с дяди на тетку.

Киппс-старший прикрыл дверь в лавку.

— Это с тобой шутки шутили, — мрачно, вполголоса проговорил он. — Так-то. Вздумали посмеяться над простофилей — что, мол, он станет делать.

— Тут беспременно молодой Куодлинг приложил руку, — сказала миссис Киппс. — Он ведь такой.

(Юный отпрыск Куодлингов, ходивший некогда в школу с ранцем зеленого сукна, вырос настоящим головорезом и теперь держал в страхе весь Нью-Ромней.)