Том 7. Пьесы - [19]

Шрифт
Интервал

Экипажев. Не может быть!

Артамонова. Уверяю вас. Муж моей дочери, мой зять, инженер Белье, прикреплен к закрытому распределителю. Представьте себе, в месяц по твердым ценам выдают кило масла, четыре с половиной кило мяса, тридцать литров молока, кило колбасных изделий.

Экипажев. Кило колбасных изделий…

Артамонова. Тридцать штук яиц, два с половиной кило рыбы, сто граммов чаю, пять кило сахару…

Экипажев. Сахару…

Артамонова. И еще что-то там. Да, кило сметаны, три кило фруктов… Вы разве не получили? Да, еще тридцать пачек папирос…

Экипажев. Н-нет. Не получил.

Артамонова. Да, впрочем, вы ведь не служите. Ах, Анатолий Эсперович, голубчик, почему вы не служите?

Экипажев. Служить бы рад — прислуживаться тошно.

Артамонова. Ну что вы, что вы! Давно все наши служат.

Экипажев. Все, но не я. Экипажевы никогда не продавали своих убеждений… как некоторые.

Артамонова. Если это намек на мужа моей дочери, моего зятя, инженера Белье… Муж моей дочери, инженер Белье…

Экипажев. Французик из Бордо. О да. Молчалины блаженствуют на свете.

Артамонова. Анатолий Эсперович! При всем моем уважении к вам… Вы должны знать, что инженер Белье…

Экипажев. Я не хочу знать никакого Белье. Меня не интересует чужое белье. Да-с. Грязное чужое белье.

Артамонова. Гражданин Экипажев! Вы забываете, что я — мать. Это слишком. Вы сами три раза служили. И вас отовсюду выгоняли по чистке. Да, по чистке.

Экипажев. Я запрещаю вам говорить в моем доме подобные вещи!

Артамонова. Этот дом такой же ваш, как и мой.

Экипажев. Ах, пардон. Я не знал, что вы за экспроприацию частной собственности. В таком случае я запрещаю вам говорить подобные вещи на моей площади. Меня не выгоняли по чистке. Я сам уходил по чистке, потому что не желал работать с хамами. Да, с хамами! Как некоторые подозрительные «интеллигенты».

Артамонова. Да кто вы такой? А может быть, вы сами и есть подозрительный интеллигент? Почем я знаю! Я с вами в университете не училась. Вызубрили десять слов: «интеллигенция», «идеалы», «принципы», «произвол», «знамя» — и кричите на всю, всю квартиру, как попугай.

Экипажев. Молчите!

Артамонова. Не замолчу! Всех жильцов терроризировали. Пикнуть вам наперекор боятся. А вдруг на самом деле — великий интеллигент, мученик за идею… Радищев…

Экипажев. Я запрещаю вам!

Артамонова. Сюртуком пугаете! Собственных детей убедили, что духовный интеллигент. У нас люди доверчивые, — поди проверь, что именно вы интеллигент и именно духовный.

Экипажев. Па-а-прашу вас не переступать больше порога моей комнаты.

Артамонова. А может быть, вы просто бывший околоточный надзиратель!

Экипажев. Мерси! Между нами все кончено. Идите! Ступайте скорее на кухню варить свои обеды из подачек, полученных инженером Белье от большевиков.

Артамонова. И пойду. Тьфу! (Уходит.)

Явление VIII

Те же, без Артамоновой.

Экипажев. Мерси! Масла кило, мяса четыре с половиной кило. Молока тридцать литров. Колбасных изделий кило. (Мише.) Что ж ты молчишь, как чурбан? Твоего отца оскорбляют в собственном доме, а ты прилип к окну и ничего не видишь и не слышишь! Я тебе говорю, Михаил! Чего ты в окне не видел? Трамваев не видел? Брось книжку. Брось эту дрянь. О, если бы твоя покойная мать видела все это! Некому передать знамя. Некому… (Впадает в задумчивость.) Тридцать штук яиц. Два с половиной кило рыбы. Сто граммов чаю. Пять кило сахару. Кило сметаны. Три кило фруктов. Да-с… Варятся щи с капустой. В щах лежит большая свиная нога… Ух-х-х!

Явление IX

Входит, запыхавшись, Шура с сумкой.

Шура. Вагон остановился.

Экипажев. Поздравляю вас.

Шура. Аккурат против самого дома. В окошко видать. Поглядите, Миша, стоит мой вагончик. Авария. Против самых наших ворот испортился. Такое счастье!

Экипажев. Вот-с. Картина. Панно. Советский транспорт. Нет людей. Нет настоящих интеллигентных людей!

Шура. Минут десять простоим. Ой, Анатолий Эсперович! Кого я только что видела! Я только что вашу дочку видела.

Экипажев. Мою дочку? Которую?

Шура. Калерию Анатолиевну. Ой, Миша, подержите сумку. Я такая взволнованная, такая взволнованная…

Экипажев. Где?

Шура. Возле Курского вокзала. Там наш вагончик остановился. Испортился. Аккурат напротив. Авария. Я смотрю — и вдруг вижу, Калерия Анатолиевна на извозчика с мужчиной садятся. Такая вся загорелая. Видать, прямо из Крыма. А мужчина, знаете, ее за талию поддерживает. Прямо цирк.

Экипажев. Стой! Какой мужчина?

Шура. Обыкновенный мужчина, просто человек. Понятия не представляю. Обыкновенный ее муж.

Экипажев. Как — муж! Вышла замуж?

Шура. Говорит, вышла замуж.

Экипажев. О, господи! Да что же ты с ней — разговаривала?

Шура. Ой, где там! Я ее только спросила, кто такой, а она кричит через все уличное движение, дескать, замуж вышла. Как раз между ними и нами грузовик-пятитонка встрял. Я только успела через грузовик спросить — куда едете. А она обратно, через грузовик, говорит: сюда едет. К вам, Анатолий Эсперович.

Экипажев. Дальше. Дальше. И что же?

Шура. А дальше ничего. Еще один грузовик-пятитонка между нами и ими встрял и два ломовика аккурат встряли. Ну, они и поехали. А потом мы поехали. А он ее за талию держит. Прямо цирк, не будь я гадом. Так что можно вас поздравить. Они сюда едут. А я, значит, теперь должна свою койку освободить?


Еще от автора Валентин Петрович Катаев
Белеет парус одинокий

В книгу выдающегося советского писателя Валентина Катаева вошли хорошо известные читателю произведения «Белеет парус одинокий» и «Хуторок в степи», с романтической яркостью повествующие о юности одесских мальчишек, совпавшей с первой русской революцией.


Алмазный мой венец

В книгу выдающегося советского писателя вошли три повести, написанные в единой манере. Стиль этот самим автором назван «мовизм». "Алмазный мой венец" – роман-загадка, именуемый поклонниками мемуаров Катаева "Алмазный мой кроссворд", вызвал ожесточенные споры с момента первой публикации. Споры не утихают до сих пор.


Трава забвенья

В книгу выдающегося советского писателя вошли три повести, написанные в единой манере. Стиль этот самим автором назван «мовизм». По словам И. Андроникова, «искусство Катаева… – это искусство нового воспоминания, когда писатель не воспроизводит событие, как запомнил его тогда, а как бы заново видит, заново лепит его… Катаев выбрал и расставил предметы, чуть сдвинул соотношения, кинул на события животрепещущий свет поэзии…»В этих своеобразных "повестях памяти", отмеченных новаторством письма, Валентин Катаев с предельной откровенностью рассказал о своем времени, собственной душевной жизни, обо всем прожитом и пережитом.


Хуторок в степи

Роман «Хуторок в степи» повествует с романтической яркостью о юности одесских мальчишек, совпавшей с первой русской революцией.


Катакомбы

Заключительная часть тетралогии «Волны Черного моря».


Цветик-семицветик

Приключения девочки Жени, в результате которых ей в руки попадает волшебный цветок. Оторвав один из семи лепесток волшебного цветка, можно загадать желание.


Рекомендуем почитать
Том 1. Рассказы и сказки

В первом томе настоящего Собрания сочинений Валентина Катаева представлены рассказы и сказки писателя, созданные им более чем за пятьдесят лет его творчества, начиная с дореволюционных публикаций и кончая произведениями последнего времени.http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 8. Почти дневник. Воспоминания

Восьмой том Собрания сочинений В.П. Катаева составляют публицистические и литературно-критические статьи писателя. Многие произведения этого тома заново просмотрены и отредактированы автором.http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 4. Повести

В четвертый том собрания сочинений Валентина Катаева вошли повести: «Я, сын трудового народа…», «Жена», «Электрическая машина», «Сын полка», «Поэт».http://ruslit.traumlibrary.net.


Том 6. Зимний ветер. Катакомбы

В шестой том собрания сочинений Валентина Катаева вошли две последние части тетралогии «Волны Черного моря»: «Зимний ветер» и «Катакомбы».http://ruslit.traumlibrary.net.