Том 7. Американский претендент. Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон - [20]

Он ушел, а граф принялся обдумывать свою новую идею.

«Ну конечно же, — сказал он себе, — когда я буду уверен в том, что процесс материализации доведен мною до совершенства, я заставлю Хокинса убить их: тогда мне куда легче будет справляться с ними. Материализованного негра без особого труда можно загипнотизировать так, чтобы он молчал. Это состояние можно сделать постоянным, а можно и менять — по желанию: захочу — он будет очень молчалив, захочу — более разговорчив, более подвижен, более чувствителен. Словом, как захочу — так и будет. Первоклассная идея. Надо только придумать, как удобнее менять эти состояния, — с помощью винта, что ли?»

Тут в комнату вошли обе дамы в сопровождении Хокинса, а также обоих негров, которые явились без всякого зова и принялись усиленно подметать комнату и вытирать пыль: почувствовав, что предстоит что-то интересное, они никоим образом не желали этого упустить.

Селлерс с достоинством и соблюдением положенного ритуала сообщил печальную новость: сначала он осторожно предупредил дам, что их ждет тяжелый удар, особенно тяжелый потому, что сердца их еще кровоточат от такой же раны, еще скорбят по такой же утрате; затем взял газету и дрожащими губами, со слезами в голосе, прочел описание героической смерти их молодого родственника.

Последовал взрыв искреннего горя и сочувствия со стороны всех слушателей без исключения. Старшая из дам разрыдалась при мысли о том, как могла бы гордиться таким сыном мать великодушного молодого героя, будь она жива, и как безутешна была бы она в своей скорби; двое старых слуг разрыдались вслед за ней: они то всхлипывали, то, со свойственной их народу велеречивостью, принимались простодушно превозносить покойного и причитать по поводу его безвременной кончины. Гвендолен была растрогана, и романтическая струнка в ее душе зазвучала особенно сильно. Девушка сказала, что редко можно встретить такого истинно благородного, такого почти совершенного молодого человека, а поскольку он еще и знатен, то это и вовсе совершенство. Да ради такого человека она могла бы вынести что угодно, претерпеть любые страдания, даже пожертвовать жизнью. Как жаль, что ей не довелось его увидеть! Пусть бы они встретились ненадолго, даже на миг, — соприкосновение с такой благородной натурой оставило бы свой след в ее душе, навсегда исцелило бы ее от всех низменных мыслей и низменных побуждений.

— А тело-то его, Россмор, нашли? — спросила жена.

— Да… то есть нашли много тел. В том числе, очевидно, и его, поскольку ни один из трупов узнать нельзя.

— Что же ты намерен делать?

— Отправлюсь туда, опознаю его и отошлю несчастному отцу.

— Но, папа, разве ты когда-нибудь его видел?

— Нет, Гвендолен, а что?

— Как же ты его опознаешь?

— Я… Ну, ты же слышала, что трупы неузнаваемы. Я пошлю его отцу какой-нибудь из них — ведь другого-то выхода нет.

Гвендолен знала, что раз отец что-то решил, а тем более раз ему представляется возможность официально выступить с такой грустной миссией в качестве подлинного главы рода, — тут уж, сколько ни спорь, все равно ничего не изменишь. Итак, она не сказала больше ни слова, — до тех пор, пока отец не попросил ее принести корзинку.

— Корзинку, папа? Зачем?

— А вдруг от него остался только пепел?

Глава IX

Итак, граф с Вашингтоном отправились исполнять свою печальную миссию. По дороге между ними завязалась беседа.

— Ну конечно, вечная история!

— О чем это вы, полковник?

— Да в этой гостинице их опять было семь человек. Я имею в виду актрис. И, конечно, все погорели.

— Сгорели?

— Да нет, спаслись; сами-то они всегда спасаются, а вот драгоценности прихватить с собой ни у одной ума не хватает.

— Как странно!

— Странно?! Не странно, а необъяснимо. Жизнь, видно, ничему их не учит, а сами они только и могут, что зазубрить что-нибудь по книжке. Есть такие, которых прямо преследует рок. Например, эта Как-Ее-Там-Зовут, ну, та самая, что еще играет всякие эффектные роли с громом и молнией. У нее неслыханная популярность, она пользуется почти таким же успехом, как собачьи драки, — а все из-за того, что без конца горит во всяких гостиницах.

— Но это же не может создать ей репутацию великой актрисы!

— Конечно нет — зато ее фамилия то и дело попадается людям на глаза. И люди, увидав ее потом на афише, естественно, идут смотреть на актрису со знакомой фамилией, а почему она им знакома, они и сами не знают — забыли уже. Сначала это была никому не известная женщина, занимавшая самое скромное положение у подножья артистической лестницы, жалованья она получала тринадцать долларов в неделю и сама изготовляла себе турнюры.

— Турнюры?

— Ну да, это такое приспособление, которое женщины надевают на бедра, чтобы казаться пышнее и привлекательнее. Ну так вот, она погорела в одной гостинице: у нее погибло там на тридцать тысяч брильянтов…

У нее? А откуда у нее были брильянты?

— Кто ее знает. Наверно, надарили всякие щуплые молодые хлыщи и слюнтявые старики из первых рядов. Во всех газетах только об этом и писали. Она потребовала, чтоб ей повысили жалованье, — ж добилась своего. Ну, потом она еще раз горела, и тогда у нее погибли уже все брильянты. Это ей дало такой толчок, что она сразу стала звездой.