Том 6. Зверобой, или Первая тропа войны - [177]

— Ради всего святого, милая сестрица, ради меня, любимая Хетти, — воскликнула Джудит умоляюще, — не говори больше об этом!

Хетти, как видно, была удивлена, но, привыкнув повиноваться, прекратила неуместный и мучительный допрос капитана Уэрли. Ум ее обратился к будущему, в значительной мере потеряв из виду сцены прошлого.

— Мы недолго пробудем в разлуке, Джудит, — сказала она. — Когда ты умрешь, тебя тоже принесут и похоронят в озере рядом с матерью.

— Жаль, Хетти, что я уже давно не лежу там!

— Нет, Джудит, это невозможно: только мертвый имеет право быть похороненным. Грешно было бы похоронить тебя или тебе самой похоронить себя, пока ты еще жива. Когда-то я хотела похоронить себя, но бог удержал меня от этого греха.

— Ты… ты, Хетти Хаттер, думала о таком деле? — воскликнула Джудит, глядя на сестру в неописуемом изумлении, ибо она хорошо знала, что уста Хетти не произносили ни единого слова, которое бы не было безусловной правдой.

— Да, Джудит, — ответила умирающая девушка с покорным видом провинившегося ребенка. — Но я надеюсь, что бог простит мне это прегрешение. Это случилось вскоре после смерти матери; я чувствовала, что потеряла своего лучшего друга на земле, и, быть может, даже единственного друга. Правда, Джудит, вы с отцом были очень ласковы со мной, но ведь я слабоумная. Я знала, что буду вам только в тягость; да и вы так часто стыдились такой сестры и дочери. А очень тяжело жить на свете, когда все смотрят на тебя свысока. Вот я и подумала, что, если мне удастся похоронить себя рядом с матерью, я буду чувствовать себя гораздо счастливее в озере, чем в хижине.

— Прости меня, прости меня, дорогая Хетти! На коленях умоляю тебя о прощении, милая сестрица, если какое-нибудь мое слово или поступок внушили тебе эту безумную, жестокую мысль!

— Встань, Джудит. На коленях ты должна стоять перед богом, а не передо мной. Совершенно также я чувствовала себя, когда умирала моя мать. Я вспоминала все, чем огорчала ее, и готова была целовать ее ноги, умоляя о прощении. Вероятно, так чувствуешь всегда рядом с умирающими; хотя теперь, думая об этом, я не помню, чтобы у меня было такое чувство, когда умирал отец.

Джудит встала, закрыла лицо передником и заплакала. Затем последовала долгая, тянувшаяся более двух часов пауза, в продолжение которой капитан Уэрли несколько раз входил в каюту. Как видно, ему было не по себе, когда он отсутствовал, но оставаться здесь долго он тоже был не в силах. Он отдал несколько приказаний, и солдаты засуетились, особенно когда лейтенант Спрэг, закончив свою неприятную обязанность хоронить мертвецов, прислал с берега вестового спросить, что ему делать дальше со своим отрядом. Во время этого перерыва Хетти ненадолго заснула, а Зверобой и Чингачгук покинули ковчег, желая поговорить наедине. Но не прошло и получаса, как хирург вышел на платформу и с взволнованным видом, которого прежде никогда не замечали у него товарищи, объявил, что больная быстро приближается к своему концу. Все снова собрались в каюте. Любопытство, а быть может, и более высокие чувства привлекли сюда людей, которые так недавно были действующими лицами, казалось бы, гораздо более тяжелых и важных событий. Джудит совершенно обессилела от горя, и одна Уа-та-Уа окружала нежной женской заботливостью ложе больной. В самой Хетти не произошло никакой заметной перемены, если не считать общей слабости, которая указывает на скорое приближение смерти. Небольшая доля рассудка, доставшаяся ей в удел, оставалась ясной, как всегда, и в некоторых отношениях ум ее стал даже гораздо деятельнее, чем обычно.

— Не горюй обо мне так сильно, Джудит, — сказала кроткая страдалица.

— Я скоро увижу мать; и мне кажется, что я уже вижу ее; лицо у нее такое же ласковое и улыбающееся, как всегда. Быть может, когда я умру, бог вернет мне рассудок, и я стану более достойной подругой для матери, чем прежде. Но почему так темно? Неужели ночь уже наступила? Я почти ничего не вижу. Где Уа?

— Я здесь, бедная девочка. Почему ты меня не видишь?

— Я тебя вижу, но не могу отличить тебя от Джудит. Я думаю, что мне уже недолго придется смотреть на тебя, Уа.

— Это очень жаль, бедная Хетти. Но не беда: у бледнолицых на небо уходят не только воины, но и девушки.

— Где Змей? Я хочу поговорить с ним; дайте мне его руку, вот так! Теперь я чувствую ее. Делавар, ты должен любить и почитать эту женщину. Я знаю, как нежно она любит тебя, и ты должен так же нежно любить ее. Не грози ей, как некоторые ваши мужчины грозят своим женам; будь для нее хорошим мужем. А теперь подведите Зверобоя поближе ко мне, дайте мне его руку.

Требование это было исполнено, и охотник встал у ложа больной, подчиняясь всем ее желаниям с покорностью ребенка.

— Я чувствую, Зверобой, — продолжала она, — хотя не могу сказать почему, что вы и я расстаемся не навсегда. Это странное чувство. Я никогда не испытывала его прежде… Быть может, вы тоже хотите, чтобы вас похоронили в озере? Если так, то я понимаю, откуда у меня это чувство.

— Это вряд ли возможно, девушка, это вряд ли возможно. Моя могила, по всем вероятиям, будет выкопана где-нибудь в лесу, но я надеюсь, что мой дух будет обитать недалеко от вашего.