Том 6. Жизнь и приключения Николаса Никльби - [32]

После таких размышлений миссис Никльби посмотрела на себя в маленькое зеркало и, отступив от него на несколько шагов, постаралась припомнить, кто это, бывало, говорил, что, когда Николасу исполнится двадцать один год, его будут принимать скорее за ее брата, чем за сына. Не воскресив в памяти фамилии этого авторитетного лица, она погасила свечу и подняла штору, чтобы впустить дневной свет, так как к тому времени начал загораться день.

— Недостаточно светло, чтобы различать предметы,— прошептала миссис Никльби, выглядывая в сад,— и зрение у меня не очень хорошее, я с детства близорука,— но, честное слово, мне кажется, еще одна большая тыква торчит на осколках бутылок наверху стены.

Глава XXXVIII заключает кое-какие обстоятельства, вызванные визитом с выражением соболезнования, которые могут оказаться существенными в дальнейшем. Смайк неожиданно встречает очень старого друга, который приглашает его к себе и не принимает никаких возражений

Совершенно не подозревая о выходках влюбленного соседа и о том, какое впечатление производили они на чувствительное сердце ее матушки, Кэт Никльби начала к тому времени наслаждаться ощущением прочного покоя и счастья, которое она давно уже не знала, даже случайно и мимолетно. Она жила под одним кровом с любимым братом, с которым ее так внезапно и жестоко разлучили, успокоилась и избавилась от всяких преследований, какие могли вызвать краску на ее лице, и для нее как будто наступила новая пора жизни. Прежняя беззаботность вернулась к ней, походка снова стала упругой и легкой, угасший румянец вновь заиграл на щеках, и никогда еще Кэт Никльби не была так очаровательна.

К такому выводу привели мисс Ла-Криви ее наблюдения и размышления, когда коттедж, как энергически выразилась она, «был окончательно приведен в порядок, начиная с дымовой трубы и кончая железной скобой у двери», и деятельная маленькая женщина улучила, наконец, минутку подумать о его обитателях.

— И уверяю вас, этой минутки у меня не было с тех пор, как я в первый раз пришла сюда,— сказала мисс Ла-Криви,— потому что я ни о чем не думала, кроме молотков, гвоздей, отверток и буравов утром, днем и вечером.

— О себе у вас, конечно, ни одной мысли не мелькнуло,— улыбаясь, отозвалась Кэт.

— Честное слово, дорогая моя, когда есть столько гораздо более приятных вещей, о которых стоит подумать,— я была бы гусыней, если бы думала о себе,— сказала мисс Ла-Криви.— Кстати, кое о ком я подумала. Знаете ли, я замечаю большую перемену в одном из членов семьи, чрезвычайную перемену.

— В ком? — с беспокойством спросила Кэт.— Не в…

— Не в вашем брате, дорогая моя,— перебила мисс Ла-Криви, угадав конец фразы,— потому что он все тот же любящий, добрый, умный человек с примесью… не скажу, чего!.. каким он был, когда я только что познакомилась с вами. Нет! Смайк,— он, бедняга, настаивает, чтобы его так называли, и слышать не хочет о «мистере» перед своей фамилией,— вот он очень изменился даже за такое короткое время.

— Как? — спросила Кэт.— Разве ухудшилось его здоровье?

— Н-нет, пожалуй, тут дело не в здоровье,— призадумавшись, сказала мисс Ла-Криви,— хотя он слабое, измученное создание и в лице у него есть что-то такое, от чего у меня сердце надорвалось бы, если бы я заметила это у вас. Нет, дело не в здоровье.

— В чем же?

— Хорошенько не знаю,— сказала миниатюристка.— Но я за ним следила, и часто у меня слезы навертывались на глазах. Их, конечно, не очень трудно вызвать, потому что я быстро могу расчувствоваться, но все-таки я думаю, что на этот раз для них были причины и основания. Я уверена, что он по каким-то веским мотивам стал сильнее ощущать скудость своего ума. Он глубже это чувствует. Ему мучительнее стало сознавать, что иной раз он заговаривается и не понимает самых простых вещей. Я следила за ним, когда вас не было поблизости, дорогая моя, и видела, как он задумчиво сидел в сторонке с таким печальным видом, что я едва могла смотреть на него, а потом вставал и уходил из комнаты такой грустный и в таком унынии, что я и рассказать вам не могу, как мне было больно. Не больше трех недель назад это был беззаботный работящий юноша, радовавшийся суете и веселившийся с утра до ночи. Теперь это другой человек — все то же услужливое, безобидное, преданное, любящее создание, но во всем остальном другой человек.

— Конечно, все это пройдет,— сказала Кэт.— Бедняга!

— Надеюсь, это пройдет,— отозвалась ее маленькая приятельница с необычной для нее серьезностью.— Надеюсь и хочу ради бедного мальчика, чтобы все это прошло. А впрочем,— продолжала мисс Ла-Криви, возвращаясь к свойственной ей беззаботной болтливости,— я сказала то, что собиралась сказать, и сказала очень длинно и ничуть не удивлюсь, если совсем неверно. Сегодня вечером я его во всяком случае развеселю, потому что, если он будет моим кавалером до самого Стрэнда, я буду болтать, и болтать, и болтать, и не уймусь, пока чем-нибудь его не рассмешу. Стало быть, чем раньше он со мной пойдет, тем лучше для него, и, разумеется, чем раньше я пойду, тем лучше для меня, а не то моя служанка начнет кокетничать с кем-нибудь, кто может ограбить дом, хотя что можно оттуда вынести, кроме столов и стульев, я не знаю, разве что миниатюры,— и ловок будет тот вор, который продаст их выгодно, потому что я этого не могу сделать, и это сущая правда.