Том 6. Текучая вода. Ранчо у моста Лиан - [72]

— Я не стану этого отрицать, сударыня! — отвечал он.

— Но твой поступок ужасен! Ты отплатил самой черной неблагодарностью за благодеяния, которыми осыпало тебя мое семейство.

— «Осыпало»— это пустое слово, сударыня, — сказал он с горькой улыбкой, — но чтобы прекратить бесполезные пререкания и выяснить вопрос, позвольте мне сделать вам одно признание.

— Говори, говори, какое ужасное признание хочешь ты мне сделать?

— Я, сударыня, — отвечал он, величественно выпрямляясь, — сын Текучей Воды, вождя того племени Красных Бизонов, которое ваша семья так низко и злобно преследовала!

— О! — вскричала она, заломив в отчаянии руки. — Мы погибли!

— Нет, сударыня, — отвечал он спокойным и твердым голосом, — вы не погибли. Ваше спасение в ваших руках.

— Мое спасение? — повторила она с иронией.

— Да, сударыня, ваше спасение. Вы хорошо сознаете свое положение, не так ли? Вы убеждены, что действительно вполне в моей власти, и никакая человеческая помощь не может вас спасти?

— Да, но остается бог. Бог, который видит нас и спасет! — вскричала она пылко. — Бог, который разрушит ваши гнусные замыслы.

— Бог! — сказал он с нервным смехом. — Вы забыли сударыня, что я команч и что ваш бог — не мой. Поверьте мне, склоните голову под игом судьбы. Ваш бог, если он существует, не властен надо мной. Я смеюсь над его могуществом!

— Замолчи, богохульник! Бог, которого ты осмеливаешься отрицать, может, если захочет, уничтожить тебя в одно мгновенье!

— Пусть же он это сделает, и тогда я поверю в него! — Он поднял голову и с вызовом устремил глаза на небо. — Но нет, — прибавил он через минуту, — все это ложь, выдуманная вашими священниками! Вы находитесь в моей власти. Повторяю, никакое человеческое или божественное могущество не освободит вас! Но, как я сказал, вы можете легко, если пожелаете, освободиться сами.

— После оскорбления — насмешка! — сказала она презрительным тоном.

— Я совсем не смеюсь теперь, как не оскорблял вначале. Я говорю откровенно, что предлагаю вам честную сделку, которую вы по желанию можете принять или отвергнуть.

— Сделку! — произнесла она глухим голосом.

— Да, — продолжал он, — сделку. Почему нет? Выслушайте меня. Я ненавижу вашу семью, сударыня, всей ненавистью, на какую только способно сердце человека, но вы, лично вы, никогда меня не оскорбляли. Я не имею никакого основания желать вам зла. Кроме того, есть другая причина, располагающая меня в вашу пользу. Зачем мне скрывать ее далее: я люблю вашу дочь!

— Презренный! — вскричала донна Эмилия, вскакивая и делая шаг к нему.

Донна Диана бросилась в объятия матери и спрятала голову на ее груди, вскричав с отчаянием:

— Мама! Мама! Спаси меня!

— Не бойся ничего, дочь моя, — отвечала та. — Этот человек может нас оскорблять — в его руках сила, — но никогда ему не удастся унизить нас и заставить снизойти до него.

Индеец выслушал эти слова, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Я ждал этого, — сказал он спокойно, — но вы подумаете. Повторяю, я люблю вашу дочь и хочу, чтобы она была моей.

— Никогда! — вскричали обе женщины с отчаянием.

— Только этой ценой, сударыня, — продолжал он невозмутимо, — вы получите свободу. В противном случае приготовьтесь к смерти!

— Да! Да! — сказала с силой донна Эмилия. — Да, мы умрем, но обе по собственной воле. Ты уверен был в успехе своего гнусного замысла, но ты дурно рассчитал, презренный: к смерти, которой ты нам грозишь, мы прибегаем, как к верному убежищу. Ты властен в нашей жизни, но не в смерти. Мы тебя презираем!

Индеец засмеялся.

— Взгляните на свой флакон, — сказал он спокойным и хладнокровным голосом, — в нем нет более жидкости. Вчера в вашу пищу подмешано было успокоительное снадобье, и во время сна у вас отняли это страшное оружие, на которое вы так преждевременно положились. Поверьте, сударыня, уступите. Я даю вам восемь дней на размышление. Мне было бы легко взять вашу дочь, но я хочу владеть ею только по вашей собственной воле.

И, засмеявшись, он вышел из комнаты, не дожидаясь ответа, которого две несчастные женщины и не в состоянии были дать: они были разбиты, уничтожены ужасным, только что слышанным предложением.

Глава XXXII ПЛАН КАМПАНИИ

Оставим на некоторое время лагерь команчей и вернемся в гасиенду дель Рио, принадлежащую графу Мельгозе, с которой мы уже знакомили читателя и куда граф приказал перенести раненого.

Когда показалась гасиенда, канадец заметил графу, что дон Мельхиор по слабости своей с трудом, вероятно, перенесет переправу через реку и подъем на холм по узкой дорожке.

Граф засмеялся.

— Чему вы смеетесь, ваша милость? — спросил его канадец.

— Э! — отвечал граф. — Я смеюсь вашей наивности, мой друг!

— Моей наивности?

— Ну да, я считал вас более осведомленным в военных делах.

— Меня! Как это?

— Dame! Вы должны знать, что хороший генерал не позволит осадить себя, не имея в руках средства прервать блокаду, когда ему захочется.

— А! А! — вскрикнул с улыбкой охотник. — Я сомневался в этом, но все равно продолжайте, ваша милость!

— Я хочу вам показать то, чего еще не видело ни одно живое существо.

— Черт возьми, ваша милость! Позвольте вам напомнить: то, что вы намереваетесь сделать, очень неосторожно.