Том 6. Письма, 1860-1873 - [115]
Да, Россия, конечно, стала бы тем, чем она им видится, если бы еще долго терпела позорное засилье этих негодяев…
Сталкиваясь с таким положением вещей, буквально чувствуешь, что спирает дыхание, что разум мутится. В чем же причина подобной нелепости? — Почему эти жалкие посредственности, самые худшие, самые отсталые из всего класса ученики, эти люди, стоящие настолько ниже даже нашего общего, кстати очень невысокого уровня, — почему эти выродки находятся и удерживаются во главе страны? почему сила обстоятельств не позволяет нам их свалить? — это страшная проблема, и разрешение ее, истинное и в полной мере разумное, боюсь, лежит за пределами наших самых пространных рассуждений. — Есть одно несомненное обстоятельство, которое до сих пор еще недостаточно исследовано… Оно заключается в том, что паразитические элементы органически присущи Святой Руси… это нечто такое в организме, что существует за его счет, но при этом живет своей собственной жизнью, логической, последовательной и, так сказать, нормальной в своем пагубно разрушительном действии… И это происходит не вследствие недоразумения, невежества, глупости, неправильного понимания или суждения. Корень этого явления глубже, и пока еще неизвестно, докуда он доходит…
Однако довольно. Мозг мой утомлен, и я ощущаю некую умственную тошноту, когда касаюсь этих предметов…
Возвращаясь к впечатлениям более приятным, я почти одобряю ваше решение остаться. Ибо покой души и ума тоже очень важен для физического здоровья, а этого покоя ты бы безусловно была лишена в любом месте, далеком от Москвы и ее окрестностей.
Самый сердечный привет твоему мужу, как бы он ни был неисправим. Это к нему применим столь известный стих:
Да хранит вас Бог.
Аксакову И. С., 23 апреля 1868>*
Петербург. 23 апреля
Друг мой Иван Сергеич. Вам по праву принадлежала честь почина по самому главному, по самому жизненному из современных вопросов. Начало сделано, решительно и блистательно…>* увидим последствия. — Успех дела зависит, по-моему, от одного обстоятельства. Есть ли в нашей церкви еще какая-либо жизненность? Буде она есть, то из самой среды духовенства живые голоса откликнутся на ваш голос, и тогда дело может пойти на лад, — но при полном бездействии с этой стороны, которое не замедлит перейти в противодействие, ваша попытка, как она ни своевременна, останется, увы, одною попыткою.
Уже вчера говорили мне, — о чем писал к вам и Бабст, — что Синод неблагоприятно отнесся к вашим статьям, но зато, как уверяют, Тимашев за вас… Тоже и князь Горчаков, который в восхищении от ваших статей, не вполне понимая их… Здесь по этому поводу обличились разные прекуриозные явления — при этой совершенно для него неожиданной и непонятной встрече космополитического индифферентизма с фанатическою Москвою. Что это? Мираж оптический ли, или какой-то другой обман? Словом сказать, бессознательность и непонимание нашего общества проявились тут во всем своем блеске.
Намедни добрейший Алексей Толстой читал при мне статью вашу с большим сочувствием, но не без крайнего удивления, и еще более удивился, когда я сказал ему, что тут нет никакой непоследовательности, что все это прямо, логически, неудержимо вытекает из всего вашего учения… Что это за страшная бездна всякого рода недоразумений!.. Поэтому мне казалось бы совершенно своевременным, если бы вы посвятили хоть одну статью для вразумления всех этих непонимающих, в которой бы вы им выяснили, как органически вяжется поднятый вами вопрос со всеми вашими основными воззрениями на христианское начало и православную церковь — и чем отличается ваше учение о свободе совести от учений западных рационалистов (тут, может быть, кстати было бы упомянуть о Хомякове и о имеющем выйти в свет его втором томе с предисловием Самарина>*). — Необходимо также было бы искренне и положительно определить отношения этого вопроса к польскому делу.
Подобные объяснения необходимы для наших скудоумных либералов. — Но что касается до наших казенных ревнителей православия, то им следовало бы указать в резком очерке современных событий, на каком роковом перепутьи стоит в данную минуту русская церковь: с одной стороны, римский кризис, эта окончательная и страшно убедительная поверка всей лжи принципа, отрицающего свободу совести>*, — с другой стороны, начинающееся в Англии движение против другого вида лжи, воплощенного в образе политической англиканской церкви>*, — и ввиду этих двух как бы противуположных явлений, но неизбежно ведущих к одной и той же цели, т. е. к полнейшему разрыву церкви с государством, — исконно православное, христианское учение как единственно руководящее начало из этого безысходного лавиринфа. И что же — при этих данных, в эту неизмеримой важности историческую минуту — вдруг, что же? Русская церковь, не сознавая своего православного призвания, из какого-то умственного отупения и нравственного растления, отрицанием этого жизненного своего начала свободы христианской совести — ни с того, ни с сего — станет вдруг непризванной прихвостницею отживающего папизма и непрошеной сообщницею разлагающегося англиканизма. — До чего, до какого позора и посрамления может дойти духовное начало, подчинившее себя полицейской опеке! Вот тот неискупный грех, та хула на Духа святого, о котором говорится в Писании. Все это так, но, увы, — откуда же ждать спасения? Только ли от случайной, и то еще лишь предполагаемой, доброй воли Тимашева?..
