Том 6. О маленьких-для больших - [4]

— Глупости! Это прекрасный орден. И я его имею, и кронпринц, и все принцы и офицеры его имеют. Орден, как орден. Вы не желаете ли?

— Два есть, ваше величество.

— Ну, чего там два — берите третий. А? Мне не жалко.

— Да нет, зачем же вас затруднять…

— А то дал бы.

* * *

— Замечательную атаку отбил, ваше величество, наш седьмой корпус!

— А кто его атаковывал?

— Положим, наши же, ваше величество. Но это все равно, — когда они отбивали атаку, они ведь не знали, что это наши. А атака отбита замечательно… По всем правилам стратегического искусства…

— Молодцы! И урон был небольшой?

— У нас? Почти никакого. Зато у них, ваше величество, у атакующих — гора трупов. Молодецки отбили атаку.

— Рад слышать. Жалую им за лихую атаку орден «Железного Креста».

— Кому, ваше величество?

— А? Всем.

— Да ведь их шестьдесят тысяч, ваше величество!

— Ничего… Я человек не прижимистый. Пусть себе получают и носят на здоровье. А тебе за приятное сообщение жалую пять штук.

— Ваше величество… За что же?

— Ничего, ничего, братец… Заслужил!

— Я, ваше величество… Извините… Никогда больше не буду…

— Чего не будешь? Что ты там лепечешь?

— Ваше величество… Я не виноват. Я уж, кажется, старался.

— Неужели, пяти мало? Хорошо. Получишь десять…

— Ваше величество! Не погубите… Я — человек старый, у меня грудь слабая… Где ж ей такую тяжесть вынести…

— Вздор! не благодари.

* * *

— Эй, эй, солдатик… А пойди-ка сюда…

— Здравия желаю, ваше величество!

— Нет, не здравие, брат, не здравие… А вот почему ты не по форме ходишь?

— Все, кажется, в исправности, ваше величество.

— Врешь ты, братец. А почему на груди ордена «Железного Креста» нет?

— Ей-Богу есть, ваше величество! Я его дома, чтоб мне лопнуть, ношу. А только, когда выхожу на улицу, то, конечно, снимаю. Неловко, знаете.

— Не врешь ли ты, братец. А, ну, дай я тебе его навешу.

— Э-эх!

* * *

— Ваше величество! Позвольте представить вам капитана фон-Шмерп, который сделал чрезвычайно важную разведку.

— А-а… Приятно, приятно!

— Его, ваше величество, по-моему мнению, нужно наградить как-нибудь особенно. Чем-нибудь этаким чрезвычайным отличить его…

— Конечно. Что бы ему такое сделать? А вот мы его самого сейчас спросим… Капитан! Что вы хотите? Какое отличие?

— Ваше величество! Я хочу многого. Я хочу получить единственное отличие на всю армию.

— Гм… Именно?

— Разрешите мне не носить ордена «Железного Креста».

— Большого вы просите, капитан… Многого вы просите… Но и подвиг ваш велик… Жалую вам это отличие…

* * *

И весь полк гордился бравым капитаном фон-Шмерп.

«СПЕЦИАЛИСТЫ»

…Склонив жалостливо на бок голову, генерал Лиман фон-Сандерс поглядел на турка.

— Жалко мне вас, турки, — печально прошептал Сандерс. — То есть, так жалко, что и сказать даже невозможно. Сердце разрывается, глядя на вас.

Он утер кулаком сухой глаз.

— Кровью сердце обливается, на вас глядючи. Все вас били, кому не лень.

— Ну, уж и все, — возразил Турок.

— Русские били?

— Ну, били.

— Итальянцы били?

— Предположим.

— Чего там предполагать? Предположение должно еще превратиться в уверенность. Болгары били?

— Тоже — народ нашли!

— А, все-таки, били. И сербы били. И вот — гляжу я на тебя Махмудка — и слезы жалости застилают мои глаза.

Сандерс вынул платок, потер им глаза, потом сделал вид, что выжимает мокрый платок. Развесив на трубке кальяна платок, якобы для просушки, Сандерс продолжал:

— Надо вам помочь, Махмудка. Мы не можем допустить, чтобы немецкое сердце разрывалось от ваших страданий.

Турок повел в воздухе длинным носом, будто учуяв еле уловимый аромат жареного, и согласился:

— И не допускайте. Еще сердечную болезнь наживете.

— Ну, вот видишь. Надо помочь. Согласись сам, что ты живешь на вулкане. Русские били — еще будут бить; болгары, итальянцы били — еще будут бить.

— Румыны… тоже…

— Что румыны?

— Тоже могут бить, — вздохнул турок.

— Могут. Еще как, братец ты мой, могут. Вот видишь! А у нас, у немцев, сердце болит.

— Невозможно этого допустить, чтобы у вас сердце болело, — воскликнул хитрый турок.

— Мы и не допустим. Возьмем — и прямо поможем! Господи! Нешто ж мы, немцы, звери какие, что ли, или что?..

— Аллах керим, — воскликнул Турок.

— Именно что керим. Не иначе. Первым долгом, должен вам сказать — ты меня извини, Махмудка, — но крепости у вас никуда не годятся.

— Иль-Алла, Россуль-алла! — вздохнул турок.

— Не знаю. По-вашему, может, россуль, а по-нашему, по-немецки, это хуже. Впрочем, как говорится: не вздыхай глубоко, не отдадим далеко. Крепости мы вам выстроим новые. Потом пушки: ведь я тебе друг, Махмудка, но ты меня извини — я прямо должен сказать: пушки ваши дрянь. В такой пушке горох можно толочь, а не стрелять из нее.

— Да, — согласился турок, — для стрельбы они неудобны.

— А снаряды? Ведь вы, извините меня, кочанами капусты стреляете, а не снарядами.

— Уж вы скажете тоже — капуста… Капусту едят, а наших снарядов есть нельзя.

— Еще того хуже. Значит они уж решительно ни на что не годятся. Итак — мы присылаем своих инженеров для крепостей, присылаем пушки и снаряды.

— Аллах керим!

— Да уж все будет, как следует. Все, все дадим. И Керим будет, и все что нужно. Уж мы обо всем подумаем. Офицеров для команды над солдатами пришлем, броненосцы дадим. Потому нам очень вас жалко.