Том 6. О маленьких-для больших - [31]
Геннадий Демьяныч?
Вильгельм. Чего?
Франц-Иосиф. Орденок пожалую… Желаете? Вильгельм. На нос его себе нацепи!
Франц-Иосиф (печально). Извините-с.
Вильгельм. А платье у тебя где ж?
Франц-Иосиф. Вот, что на мне-с. В чем успел из Вены бежать…
Вильгельм. Так ты куда бежишь-то теперь?
Франц-Иосиф. А в Берлин, Геннадий Демьяныч!.. Вильгельм. В Берли-и-ин? Ну, брат, не советую. Нехорошо теперь там.
Франц-Иосиф. Почему же нехорошо, Геннадий Демьяныч?
Вильгельм (угрюмо). Так, брат Аркашка… Немецкие императоры (с горькой усмешкой) уж и не имеют права жительства в Берлине!.. Дожили…
Фрац — Иосиф. Авыв Вену?
Вильгельм (со вздохом). В Вену, брат Аркашка. Франц-Иосиф. Да ведь теперь и в Вену тоже нельзя… Вильгельм. Это еще почему?
Франц-Иосиф (пытаясь сострить). Да какая же теперь может быть «вена», Геннадий Демьяныч, если русские даже артерии наши все главные — перерезали.
Вильгельм (грозно). Аркашка! Не остри! Глупо. Франц-Иосиф. Извините, Геннадий Демьяныч… Я думал развеселить вас. (Долгое молчание).
Вильгельм. Мы с тобой, Аркашка, когда последний раз виделись?
Франц-Иосиф. У меня, в Шенбрунне… Помните, Геннадий Демьяныч, еще мой юбилей был, и вы приезжали со всеми королями германскими поздравлять меня.
Вильгельм (со вздохом). Хорошие времена были. Ведь ты тогда в политике первых любовников играл. А теперь что?
Франц-Иосиф. Теперь я, Геннадий Демьяныч, волею судьбы, в комики перешел-с. Каково это для человека Габсбургской фамилии с возвышенной душой, Геннадий Демьяныч?
Вильгельм (опустив голову). Все там будем, брат Аркадий… Пауза.
Вильгельм. Ты зачем это бакенбарды носишь? Франц-Иосиф. А что же-с?
Вильгельм. Некрасиво! Немецкий ты человек, или нет? Что за гадость! Терпеть не могу. Отпусти усы такие, как у меня… Чтобы кверху торчали.
Франц-Иосиф. Да ведь они у вас кверху не торчат. Вильгельм. Что ты врешь? Как так — не торчат? Франц-Иосиф. Ей-Богу, Геннадий Демьяныч, книзу висят. Как мокрые-с, извините тряпицы…
Вильгельм. Ничего, брат Аркадий, не поделаешь. Был у меня бинт для усов — и хороший бинт, жена в день рождения подарила — да русские его вместе с обозом отбили. (Устало.) Я, брат Аркадий, там и на востоке и на западе расстроился совсем.
Франц-Иосиф. Почему-с?
Вильгельм. Характер, братец. Сам знаешь, человек я решительный — тянуть не люблю. А они разве понимают актерскую игру: на западном театре перессорился, поехал на восточный театр — и там перессорился… Хочу у вас на австрийском попытаться.
Франц-Иосиф. Да ведь и у нас то же самое… И у нас не уживетесь, Геннадий Демьяныч. Я вот тоже не ужился.
Вильгельм. Ты… тоже! Сравнил ты себя со мной. Франц-Иосиф. Еще у меня характер-то лучше вашего, я смирнее.
Вильгельм (грозно). Чего-о?..
Франц-Иосиф. Да как же, Геннадий Демьяныч-с? Я смирный, смирный-с… Я никого не бил.
Вильгельм. Так тебя зато били, кому не лень. И всегда так бывает: есть люди, которые бьют, и есть люди, которых бьют. Что лучше — не знаю; у всякого свой вкус.
Франц-Иосиф (обидясъ). Да ведь у нас с вами, Геннадий Демьяныч, оказывается, одинаковый-то вкус.
Вильгельм. Ш-ш-што-ссс?!..
Франц-Иосиф (робея). Да вы же сами сказали, что… и на восточном театре… и на западном…
Вильгельм. Смеешь ты себя со мной равнять!! Тебя всю жизнь били, а меня…
Франц-Иосиф. А вас, Геннадий Демьяныч? Вильгельм. Не раздражай меня, Аркадий!! Знаешь мой характер. {Помолчав.) А как я воевал! Боже мой, как я воевал!!
Франц-Иосиф (робко). Очень хорошо-с?
Вильгельм. Да так-то хорошо, что… Впрочем, что ты понимаешь! В последний раз, когда мы у Марны завязали бой — Наполеон Бонапарт, братец, является ко мне… подошел, положил мне вот этак руку на плечо и говорит: «Ты, говорит, да я, говорит… умрем, говорит»… Лестно!
Франц-Иосиф. Да ведь он уже и так умер, Наполеон-то. Вильгельм. А? Умер, братец, умер. Царство ему небесное. Франц-Иосиф. Так как же он… мог сказать-то?.. Мертвый? Вильгельм. Глуп ты, брат Аркашка. Что ж, что умер!
Во сне он мне и явился. Ты говорит, да я, говорит — умрем, говорит. (Закрыв лицо руками, плачет. Потом поднимает голову, совершенно равнодушно.) У тебя табак есть?
Франц-Иосиф. Ни крошечки. Говорю ж вам, выбежал из Вены — в чем был.
Вильгельм. Как же ты в дорогу идешь, — а табаку нет? Глупо, братец.
Франц-Иосиф. А у вас есть, Геннадий Демьяныч? Вильгельм. Табак? Табаку у меня нет. Весь турки вы курили…
Пауза.
Вильгельм. А деньги у тебя есть? Франц-Иосиф. И денег у меня нет.
Вильгельм. Как же ты так бежишь — без табаку и без денег. Нехорошо, братец. (Тряхнув головой, встает, пытается подкрутить свисшие усы.) Ну — идти, так идти! Не сидеть же здесь… Пойдем. И тебе угол будет.
Франц-Иосиф. Куда же, Геннадий Демьяныч? Вильгельм. Куда? (Поворачивает дощечку на столбе; на дощечке написано: «В Вятку» и нарисован указательный палец).
Франц-Иосиф. В Вятку… В какую это Вятку? Вильгельм. Там увидишь! Туда ведет меня мой жалкий жребий. Р-руку, товарищ! (Медленно уходят.)
Слышна музыка, играющая сначала тихо, потом громче «Последний нонешний денечек». На громовых аккордах — занавес…
УЖАСЫ ВОЙНЫ
На взмыленной лошади прискакал ординарец к помещению штаба корпуса, камнем свалился с седла и пулей влетел в комнату, где сидели три генерала…
Как отметить новогодние праздники так, чтобы потом весь год вспоминать о них с улыбкой? В этой книге вы точно найдёте пару-тройку превосходных идей! Например, как с помощью бутылки газировки победить в необычном состязании, или как сделать своими руками такой подарок маме, которому ужаснётся обрадуется вся семья, включая кота, или как занять первое место на конкурсе карнавальных костюмов. Эти и другие весёлые новогодние истории рассказали классики и современники — писатели Аркадий Аверченко, Михаил Зощенко, Н.
Аркадий Аверченко – «король смеха», как называли его современники, – обладал удивительной способностью воссоздавать абсурдность жизни российского обывателя, с легкостью изобретая остроумные сюжеты и создавая массу смешных положений, диалогов и импровизаций. Юмор Аверченко способен вызвать улыбку на устах даже самого серьезного читателя.В книгу вошли рассказы, относящиеся к разным периодам творчества писателя, цикл «О маленьких – для больших», повесть «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев…», а также его последнее произведение – роман «Шутка мецената».
Из сборника «О хороших, в сущности, людях!», Петербург, 1914 год.
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы — старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Среди мистификаций, созданных русской литературой XX века, «Всеобщая история, обработанная „Сатириконом“» (1910) по сей день занимает уникальное и никем не оспариваемое место: перед нами не просто исполинский капустник длиной во всю человеческую историю, а еще и почти единственный у нас образец черного юмора — особенно черного, если вспомнить, какое у этой «Истории» (и просто истории) в XX веке было продолжение. Книга, созданная великими сатириками своего времени — Тэффи, Аверченко, Дымовым и О. Л. д'Ором, — не переиздавалась три четверти века, а теперь изучается в начальной школе на уроках внеклассного чтения.
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».
В настоящий том, помимо известных произведений — «Подходцев и двое других», «Позолоченные пилюли», входит не издававшийся около ста лет сборник рассказов «Дикое мясо».
Во второй том собрания сочинений входят книги: «Зайчики на стене. Рассказы (юмористические) Книга вторая» (1910), «Рассказы (юмористические). Книга третья» (1911), «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова», а также «Одесские рассказы» (сборник печатается полностью впервые спустя век после первой публикации).