Том 6. Может быть — да, может быть — нет. Леда без лебедя. Новеллы. Пескарские новеллы - [159]

Турлендана при виде этого истерзанного трупа начал кричать и трясти головою. Какие-то нечеловеческие звуки вылетали из его рта.

— Ао! Ао! Ао!

Желая наклониться над верблюдом, он потерял равновесие, упал и начал тщетно барахтаться, пытаясь подняться, пока, побежденный винными парами, не потерял сознания.

Бинки-Банке и чиновник, увидя, что он упал, принялись за дело: взяли его один за голову, другой за руки, подняли, разложили вдоль тела Барбара в позе любовного объятия и разразились громким хохотом.

Так до самой зари пролежал Турлендана, прижавшись к верблюду.

Операция

Двухмачтовое судно «Троица», нагруженнное зерном, отчалило к берегам Далмации. Близилось к вечеру. Судно плыло вниз по течению спокойной реки, между ортонскими барками, стоящими в ряд на якоре, а на берегу в это время зажигались огни и раздавались песни возвратившихся моряков. Медленно пройдя узкое устье, судно вышло в море.

Погода была благоприятная. На октябрьском небе, почти над самой водой, висела полная луна, похожая на бледно-розовый фонарь. Горы и холмы позади казались фигурами сидящих женщин. В воздухе бесшумно проносились стаи диких гусей и скрывались из виду.

Шестеро мужчин и юнга сначала дружно маневрировали, чтобы направить судно по ветру. Потом, когда надулись красные паруса, расписанные грубыми фигурами, все шестеро уселись и начали спокойно курить.

Юнга, усевшись верхом на носу баркаса, запел какую-то песенку своей родины.

— А погода-то неважная, — сказал Таламонте-старший, сплюнув на воду и снова взяв в рот свою неизменную трубку.

При этом пророческом замечании все взглянули на море и ничего не ответили. Это были сильные моряки, привыкшие к капризам моря. Не раз плыли они к Далмацким островам, в Триесте, в Спалати, знали путь. А некоторые из них с особенным удовольствием вспоминали вкус пахучего, как розы, вина и растущих на островах фруктов.

Капитаном судна был Ферранте ла Сельви. Два брата Таламонте, Чиру, Массачезе и Джалука составляли экипаж Все они были уроженцы Пескары. Юнгу звали Назарено.

Они простояли несколько времени на палубе. Было полнолуние, и море было усеяно рыбачьими лодками. То и дело несколько лодок проезжало мимо судна, и моряки дружески обменивались с земляками отрывистыми фразами. Улов, по-видимому, был счастливый. Когда барки рыбаков остались позади и впереди виднелось открытое море, Ферранте и Таламонте спустились под палубу, чтобы отдохнуть. Массачезе и Джалука, выкурив свои трубки, последовали их примеру. Чиру остался на вахте.

Прежде чем сойти вниз, Джалука показал товарищам одно место на своей шее.

— Взгляни-ка, что тут у меня, — сказал он.

Массачезе посмотрел.

— Решительно ничего, — ответил он, — не стоит обращать внимания.

На шее была краснота, как от укуса насекомого, посреди красного пятнышка — маленькая припухлость.

— Болит, — прибавил Джалука.

Ночью ветер переменился, море начало волноваться. Баркас закачался на волнах и, увлекаемый к востоку, стал сбиваться с пути. Джалука во время маневрирования время от времени слегка вскрикивал, так как при каждом резком движении головы чувствовал боль в шее.

— Что с тобой? — спросил его Ферранте ла Сельви.

Джалука при свете зари показал больное место.

Краснота на коже усилилась, посредине показалась маленькая опухоль.

Ферранте, осмотрев шею, тоже сказал ему:

— Решительно ничего. Не стоит обращать внимания.

Джалука взял платок, перевязал шею и снова закурил трубку.

Баркас, прыгая по волнам и увлекаемый противоположным ветром, несся к востоку. Шум моря заглушал голоса. Время от времени волны с глухим шумом ударялись о палубу.

К вечеру буря утихла и на небе показался огненный купол луны. Но так как ветер совершенно утих, то баркас почти остановился среди моря. Паруса сморщились. Лишь время от времени срывался случайный ветер.

Джалука продолжал жаловаться на боль. От нечего делать товарищи занялись его болезнью. Каждый предлагал свое средство. Чиру, самый старший, посоветовал больному приложить к опухоли пластырь из меда и лука. Хотя смутно, но кое-что он понимал в медицине, так как жена его наряду с колдовством занималась и лечением, она лечила болезни снадобьями и заговорами. Но на судне не оказалось ни муки, ни меда, а сухарь не мог бы оказать надлежащего воздействия.

Тогда Чиру взял луковицу и горсть пшеницы; пшеницу он растолок, а луковицу изрезал на мелкие кусочки и приготовил пластырь. Едва эта смесь коснулась шеи, как Джалука почувствовал, что боль усиливается. Через час он сорвал с шеи повязку и бросил ее в море, не будучи в состоянии вынести боли. Чтобы отвлечь внимание от боли, он стал у руля и долго правил судном. Снова поднялся ветер, и паруса весело надулись. Вдали в виде опустившегося на воду облачка показался среди ясной ночи какой-то островок, по-видимому Пелагоза.

Наутро Чиру, все еще не отказавшийся от мысли вылечить заболевшего товарища, хотел осмотреть больное место. Опухоль покрывала уже большую часть шеи, приняла другой вид и потемнела так, что посредине казалась фиолетовой.

— Что это значит? — в недоумении спросил он таким голосом, что больной вздрогнул. Он позвал Ферранте, двух Таламонте и остальных товарищей.