Том 6 - [193]

Наказание «по подозрению» в новейшее время — вещь невероятная. Средневековая инквизиция и наша жестокая юрисдикция XVIII века — и те добивались доказательств или сознания, хотя бы вымученного. Оставляемых же в подозрении по XV т. св. зак. не наказывали. А потому здесь прибавка «и по подозрению» не кажется ли просто оскорблением самой идеи правосудия?

Священник Быстров (о котором выше, в хрониках 1876 года, сказано, что он служил молебны в нетрезвом виде и отказывал в исполнении треб, за что и был в монастыре) после исправления его в монастыре вновь священнодействует и вновь судится «за пролитие св. даров, сопровождавшееся притом явным невниманием к величайшей святыне». Какое же наказание положено этому рецидивисту храмовых бесчинств? Он «удален от места в Блазнихе с предоставлением права искать себе другого священнического места…» Суди об этом кто как умеет!

Исправляющий должность псаломщика Земляницын, за нетрезвость, неисправность, неприличное поведение себя в храме, «как и прежде сего неоднократно судимый за предосудительные поступки», отрешен от места с предоставлением права приискивать себе другое (!). Св. Любаньской церкви священник отец Травлинский, за повенчание князя Дондукова-Корсакова с Ильиною без соблюдения предбрачных предосторожностей, за допущение неправильностей при других браках и «оскорбление благочинного при исполнении им обязанности своей в нетрезвом виде» (не совсем ясно: идет ли речь о нетрезвости отца Травлинского или отца благочинного, которого оскорблял этот венчальный батюшка), на полтора месяца в монастырь. Просвирня Екатерина Пальмова, за небрежное печение просфор, неумеренное расходование церковной муки на них, непокорность и непочтительность к священнику, уволена, и вакансия ее закрыта, с возложением обязанности заготовления просфор на местного священника. Священник Любомудров, за служение молебна в нетрезвом состоянии, — на две недели в монастырь. Священник гор. Новгорода Александр Троицкий, за жестокое обращение с женою, сопровождавшееся то непристойною бранью, то нанесением побоев, и за разбитие икон, — на два года в причетники.

За что и с какою целью отец Троицкий разбивал св. иконы — в краткой хронике «Новгородских епархиальных ведомостей» не объяснено, но очевидно, что отец Троицкий не принадлежал ни к штунде, ни к иконоборству и ни к какой иной предосудительной ереси, а содержал чистое православие. Может быть, он просто имел какое-нибудь личное неудовольствие на св. иконы, которое и вымещал на них «разбитием». Это в православном мире неоднократно случалось. Еретики, вроде штундистов, отвергающие поклонение иконам, обыкновенно выносят их из домов в церкви или «пускают на воду», по текучим рекам, но повреждать их избегают. Православных же мирян, которым приходит такая фантазия, за это лишают прав состояния и ссылают; но священник, который подает такой пример, как видим, оставляется при храме церковником и потом может опять священнодействовать. (Во II томе сборника г. Любавского^* есть интересное в этом роде дело о рядовом Карпе Орлове, который тоже, возымев личность к иконам и взойдя в церковь села Перелет, начал стрелять по иконостасу из казенного ружья. Он пришел для этого с большим запасом патронов в сумке. Происшествие это, как видно из книги г. Любавского, считалось делом особой важности. Кишиневский епископ писал об этом светским властям, и началось «секретное» дело, которое окончилось тем, что рядовой Орлов оказался сумасшедшим и посажен в дом умалишенных.)

Дьячок Вл. Сперанский, за отметку в исповедных росписях такого лица, которое не исповедывалось и не причащалось, за упрек священника в присвоении двадцати пяти рублей и «за чтение однажды апостола довольно безобразно», — на один месяц в монастырь. В чем заключается безобразие — не объяснено,[101] но отметка по росписям того, чего не было, есть подлог по службе, а за подлог ни на каком суде нельзя отделаться месяцем пребывания в монастыре. Случай этот имеет такой вид, как будто одному духовенству принадлежит какое-то исключительное право делать подлоги почти безответственно.

Дьячок Ловцов, за «название пономаря неприличными словами принародно, в бытность за вечерней в не совсем трезвом виде и вообще за употребление спиртных напитков», — на один месяц в монастырь.

Замечательно, что за подлог и за простую пьяную перебранку в этих двух рядом стоящих случаях назначено одинаковое наказание!..

Дьячок Вихров, «за оскорбление священника грубо-бранными словами в нетрезвом виде», — в монастырь на один месяц. Пономарь Цветков, за крайнюю нетрезвость, утайку братских и церковных денег, «проматывание собственных вещей» (такого преступления, как «проматывание собственных вещей», нет в уголовном кодексе; вероятно, это отнесено к расточительству) и как не подающий надежды на исправление, отрешен навсегда. Дьячок Ставровский, неоднократно подвергавшийся суду и вновь уличенный в тех же поступках, как рекомендуемый, поведения только хорошего (надо иметь отметку «препохвального» или «постоянно тщательного»), — отставке в заштат. Но при этом достойно внимания, что и товарищ дьячка Ставровского, аттестовавшегося в поведении довольно хорошем, дьячок Фортунатов, был тоже отменный молодец и одновременно послан на полтора месяца в монастырь «за личные оскорбления священника»… Можно себе представить положение священника, который один в селе должен был служить с этакими двумя хватами «довольно одобрительного поведения»!.. И чтобы это лучше понять, мы увидим скоро, на что был способен один из этих церковников, — именно: дьячок Фортунатов.