Том 6 - [186]

«Не удивляйтесь, братия мои возлюбленные, что я, отправляясь навстречу владыке, поставил в своем журнале три звезды. Страху я боюся. Я легко мог воображать, что, может быть, случится и долгое отсутствие мое от моего прихода и от журнала, но, слава богу, — возвратился домой вечером — цел, жив, здоров, невредим и даже весел».[94]

«По предписанию о. протоиерея, нас собралось подведомственных семь иереев и почти что столько же в стихарях дьячков, для встречи высокопреосвященного. Все возлежали на муравке подле церкви. Некоторые, подобно Ионе, уже и храпляху^*…Вдруг раздается тревога и производится колокольный звон, мы стремглав летим к облачениям, выстраиваемся в должном порядке и продолжаем Андреево стояние^* с добрые полчаса. Наконец узнаем, что это передовой отряд диаконов и певчих. Звон умолк, облачение снято, и мы опять принялись за рассказы, которые продолжались часа два. Но в три часа пополудни опять суматоха прежняя — и не по-пустому, желанная минута настала: святитель встречен громогласным «Достойно есть» и «Многие лета». Преподав нам мир и благословение, он порознь расспрашивал: из каковых кто?» (После некоторых обычных действий.) «Расспрашивал об урожае, говорим ли проповеди? Я отвечал, что, со времени получения указа, говорю по одной в месяц. Советовал составлять и по четыре. Из дома шествовал в сопровождении всех нас к мельницам: пил чай у откупщика Александра Якимовича Барского и, преподав нам в десятый раз свое пастырское благословение, уехал в Мотыжин».

В этой первой выписке, кажется, не видим ничего, кроме «страха» да легкого подшучивания исподтишка, — ничего, возвышающего дух и сознание, нет.

За этим следует другая встреча. На сей раз отец Фока встречает опять того же митрополита Филарета, но уже довольно много лет спустя, именно в 1845 году, — а отец Фока теперь уже не простой молодой священник, а благочинный.

В дневнике сначала отмечено довольно сложное «движение» отца Фоки, по случаю проезда императора Николая Павловича. Это свое «движение» отец Фока тоже описывает, мешая важность и даже некоторую восторженность с благопристойною шутливостью.

«В 3¾ часа пополудни тихо, чинно, стройно переменили лошадей. Экипаж закрытый со спящим гением России помчался далее. К нему навстречу шел зарумяненный восток, а сзади катился смиренный экипажец отца благочинного, Струтинского, который прибыл на всходе солнечном домой и разбудил нециих, еще спавших».

И тотчас после этой отметки идет следующая. Благочинный Струтинский встречает другого гостя.

«Мая 23-го (1845). Надобно ожидать другого гостя — митрополита. Опять хлопоты, суета — за хозяйство некогда и подумать. Вчера, впрочем, посеяно три меры проса и малость лёну, а сегодня роздано жалованье, и прихватом слепил проповеденку на неделю св. отец и на случай прибытия владыки, о котором неизвестно еще, где предполагает литургисать. Послан нарочный уведать».

«24-го мая. Получив обстоятельное описание выезда нашего пастыря, из которого видно, что он будет литургисать в Радомысле, — я побывал в Белогородке для совета».

«25-го мая. В полдень завез Анну В. в Белогородку и узрел там животрепещущих щук, заготовляемых на фриштык^* для владыки, имеющего завтра служить литургию и завтракать».

«26-го мая. Еще сущу ми на одре, утром получен с почты пакет, из которого усмотрено, что митрополит отправится из Киева в воскресенье. Вот и расстройство: священство съехавшееся разъедется, и я тоже».

«27-го, неделя и новолуние. В служении изморился и мокрую рубаху переменил. Сплю… Гремит — сплю; проливной дождь — сплю… Снится встреча… сплю… и думаю, что владыка в такую пору не осмелится отправиться. Ergo[95] — еще больше сплю и храплю не хуже Ионы. Наконец в три часа пробуждаюсь — солнце на небе сияет, а грязь в моих сенях воняет. Собравшись, прибыли к Белгородку и застали восемь священников в облачении. Через час и владыко со свитою на тридцати лошадях. Ревилы (ревуны — басы, дьяконы, певчие), прибывшие вперед, испугали мою Липушку, наговорив, что Соколовский (помещик с. Гореничи) просил владыку на ночлег; но я себе думаю: брешете, дорога нисколько в провале не исправлена, да и его нет в доме… А тут пристав объявил уже мне, что владыка намерен далее ехать и велел заготовлять лошадей… Вот тут я, по правде сказать, окаменел, не зная сам, что мне и делать?»

Но обстоятельства, поставившие отца Фоку в такое положение, что он «окаменел», изменяются, благодаря участию отца ключаря, которому было передано, что у отца Фоки «расстройство», — после чего ключарь «обещал все уладить».

«Идя из церкви, — вследствие предложения отца ключаря, — владыка решился остановиться в Белогородке на ночлег, а после изъявил согласие посетить гореницкий храм… Я бегал… или, лучше, — я стоял… меня гоняли, — шептали: «скорей, скорей, у вас владыка будет пить чай!» Певчие и дьяконы приставали: «просите, просите владыку, чтобы у вас остался ночевать на покое». А я себе, запыхавшись, думаю: где там просить ночевать, когда у меня полны сени грязи, и на дворе грязь, и в комнатах теснота и неисправность? Касательно же приема: что и было в запасе, то все перевезено на тракт».