Том 5. Стихотворения, проза - [9]

Любовный пир, который вечно хмелен.

Здесь приютился маленький комок

Чуть зримых мшинок. Тихое веселье.

Аул среди Дарьяльекого ущелья.

Жучки влезают в маленький домок.

В природе не найдешь нигде безделья.

Они выводят стройный городок.

Охота

Шмели – бизоны в клеверных лугах.

Как бычий рев глухой, их гуд тяжелый.

Медлительные ламы, ноют пчелы.

Пантеры – осы, сеющие страх.

Вверху, на золотистых берегах,

Горячий шар струит поток веселый.

Залиты светом нивы, горы, долы.

Несчетных крыл везде кругом размах.

Визг ласточек. Кричат ихтиозавры.

Как острие, стрижей летящий свист.

Гвоздики в ветре, молча, бьют в литавры.

Утайный куст цветочен и тенист.

И выполз зверь. Шуршит о ветку ветка.

Мохнатый мамонт. Жуткая медведка.

Крот

От детских дней я полюбил крота

За то, что ходит в бархатной он шубке,

И белизной его сияют зубки,

И жизнь его среди существ не та.

Подземное, ночное, темнота.

Меж тем как в солнце жадные голубки

Глупеют от пригоршни желтой крупки,

Он все одна, и там он, где мечта.

Внизу, вглуби, где верно есть аллеи,

И духов черных башни и дворы,

Где странные полночные пиры,

Где земляные черви, точно змеи,

С приказом жить лишь там, а если тут

Покажутся, немедленно умрут.

Содружество

В саду стоит работавшая лейка,

Все политы цветы. Им лучше так.

Жасмин земной звезды являет знак.

Зеленого вьюнка крутится змейка.

Цветов и трав царица-чародейка

Лелеет роза в чаше теплый мрак.

С ней спорит в алом распаленный мак.

В лугах пастух. Стадам поет жалейка.

Там дальше лес. А перед ним река,

Широкая, хрустальная, немая.

Два берега, в русле ее сжимая,

Воде дают переплеснуть слегка.

И нежный цвет зеленого жука

Горит, с травы игру перенимая.

Змей

Уходит длинной лентою река,

Среди лугов, холмов, лесов синея,

Служа немым изображеньем Змея,

Что спит и спит и будет спать века.

Лишь дышут зыбью сильные бока,

Там чешуя, волнообразно млея,

Мгновения подъятия лелея,

Горит и манит взор издалека.

Покошены кусты душистой кашки,

Вольнее ходит ветер по траве.

Толкачики на службе, как монашки.

Чирикают кузнечики в овражке.

Но Змей заснул. Лишь сны его, в плотве,

Сверкают вкось по влажной синеве.

Ласточка

О чем, летая, ласточка щебечет?

Слепляя грязь в уютнейший домок,

Выводит в нем малюток в краткий срок,

Сама – мала, но и смела, как кречет.

При встрече с ней вороне выпал нечет.

Касатка мчит. Та – карк! – и наутек.

И вновь поет, прядет, струит намек,

Летит, журчит, и грезит, и лепечет.

Я знаю: ей уютно в мире тут.

Те звери-бледнолики, не из малых,

Что под ее окном селятся в залах, –

К ней благосклонны, гибель ей не ткут.

А в воздухе, в лазоревых провалах,

Стадами мошки прямо в рот текут.

Жужжанье мух

Жужжанье мух. О светлое стекло

Упрямое их тонкое биенье.

И странная прозрачность разделенья.

Все это вместе мысль мою влекло, –

В те дни, когда в полуверсте село

Являлось чем-то в дымке отдаленья,

Где буду вновь я только в воскресенье,

Когда звучат колокола светло.

С тех пор уж скоро минет полстолетья.

Но мне дано быть долго молодым.

Я в пламени. Меня не тронет дым.

Еще желаю целый мир пропеть я.

И не с людьми я в это лихолетье.

Я звезд, и птиц, и мошек – побратим.

Договор

Я в договор вступил с семьей звериной

От детских дней. Строй чувств у нас один,

Любовь к любви. Искусство паутин.

Я был бы равным в стае лебединой.

Часами я перед болотной тиной

Сидел, как неизвестный властелин,

Что смотр устроил всех своих дружин,

И как художник пред своей картиной.

Мне не безвестен черный плавунец.

Я не однажды говорил с тритоном.

Осоки лезвиились по затонам.

И целым роем золотых сердец

И алых по зеленым рдели склонам

Цветы, шепча, что Солнце – их отец.

Свеча

Я мыслью прохожу по всем мирам,

Моя свеча пред каждою иконой.

Но, если лес кругом шумит зеленый,

Я чувствую, что это лучший храм.

Я прохожу неспешно по горам,

В них каждый камень – истукан точеный.

Не райской птицей, а простой вороной

Я иногда ведом к высоким снам.

Звук карканья неловкой серой птицы

Неопытен в разряде звуковом,

Но даже в нем есть песня и псалом.

Чернильной краской вброшен я в страницы

Блестящие. И чую гулкий гром,

Когда чуть вьется дымка от криницы.

У стебелька

Я задремал, смотря на стебелек,

В косых лучах пылающего шара.

И вот лицо, которое не старо,

Но древне, увлекло меня в поток.

Я был красив, уклончив и высок.

Легко скользил по крутоёму яра.

Станица где-то в пламенях пожара

Горела и сгорела в краткий срок.

Я проходил в серебряных туманах.

Я по широкой уплывал реке.

Две белые звезды невдалеке

Меня вели в спокойно-звездных странах.

А ночь вовне зажгла для снов медвяных

Две капельки росы на стебельке.

Светлая ночь

Весь слитный сад не шелохнет листом,

Безгласны лунно-сонные аллеи.

В лазурном небе облачные змеи,

И дышит тайна всюду под кустом.

Вот тут построил еж свой малый дом.

Вон там в дупле пчелиные затеи.

Здесь в маргаритке побывали феи.

Кузнечик в ночь кричит: «А что потом?»

Потом – за край, весь мир пройдя по краю,

Как в воздух без борьбы уходит звук,

Как с крайнего листка скользит паук.

Вот паутинку здесь я закрепляю.

В моей душе ни страха нет, ни мук,

Хотя в уме великое: «Не знаю».

Вселенский стих

Мы каждый час не на Земле земной,

А каждый миг мы на Земле небесной.

Мы цельности не чувствуем чудесной,

Не видим Моря, будучи волной.

Я руку протянул во мгле ночной,