Том 5. Стихотворения, проза - [8]

Невольно вызывает изумленье,

Вися с ветвей над зеркалом озер, –

Как многогранен мухи зоркий взор,

Включивший в глаз многосторонность зренья, –

Как эскимос лишь хочет примиренья,

И воинский не делает убор, –

Так я, бродя по травяным пустыням,

От островов блуждая к островам,

Узнал, что правоверен каждый храм,

Где дух сполна прильнул к своим святыням.

О, братья мира! Гнев свой да покинем,

И строить в мире место будет нам.

Относительность

Есть однодневка. Есть одноминутка.

И есть односекундка меж зверей.

В рядах периодических дробей

Спустись к глубоководностям рассудка.

Предела нет. Стих прозвучал как шутка.

Он грозным стал. И преисподней всей

Не вычерпаешь маленький ручей.

Счет жизней – счет снежинок первопутка.

Не кажется мне больше мастодонт

Необъяснимо тяжким и безмерным.

Вершок мой старый стал давно неверным.

У каждых глаз различный горизонт.

И через пропасть прыгающим серпам

Провал – не срыв, а спуск до сходам мерным.

Соотношенья

Алмазны скрепы всех соотношений,

Везде узор их музыки ловлю.

Как волны льнут к седому кораблю.

Ум ластится к течениям внушений.

Медуза в Океане – пышный гений,

Каких в людских свершеньях я люблю,

Когда дорогу к ней от низших длю,

Я вижу, как в ней много достижений.

Я научился зодчеству у птиц,

В те дни Земли, как ведал лишь охоты.

Я за зверьми вступил в глухие гроты.

Я перенял с растений лист страниц.

И, напитавшись духом медуниц,

За соловьем свои расчислил ноты.

Зерно

Двуликий знак, – взглянув, переверни,

В ладони подержав, – зерно ржаное.

Две ипостаси. Тайные здесь двое.

Несчетное в себе таят они.

Чуть зримый рот, пьянящий искони.

Начало ласк. Горнило вековое.

Другой же облик – жезл, что в тайном зное

Пронзит века, и донесет огни.

А вместе – лишь зерно. И если тайный

Тот поцелуй – земной не примет плен,

Иссохнет сам в себе, без перемен.

А вниз сойдет, к черте необычайной,

Узнает смерть в любви, и тьму, и плен,

И выйдет к Солнцу – нивою бескрайной.

Снопы

Снопы стоят в полях как алтари.

В них красота высокого значенья.

Был древле час, в умах зажглось реченье:

«Не только кровь, но и зерно сбери».

В колосьях отливают янтари,

Богаты их зернистые скопленъя.

В них теплым духом дышит умиленъе,

В них золото разлившейся зари.

Как долог путь от быстрых зерен сева

До мига золотого торжества.

Вся выгорела до косы трава.

Гроза не раз грозилась жаром гнева.

О, пахари, подвижники посева!

В вас Божья воля колосом жива.

Кровь путает

Кровь путает, толкает и пьянит,

Совета лишь в своих вскипаньях спросит.

Пятнает, омывает и возносит

Дела времен и выси пирамид

В пыланьи розы кровь. И хмель ей свит,

Хотя она не красный цвет в нем носит.

И сеет, сеет. Станет, косит, косит.

И лед скует. И явит снежный вид.

Отшельник, что десятки лет в пустыне

Замаливает грех под звон оков,

И девушка, что светит по долине,

И смотрит в жизнь, и смотрит в небо сине,

Не равны ль вы? Аминь, скажу я, ныне,

И присно, и во веки всех веков.

Брусника

Огонь, перебегающий в бруснике,

Сошел с махрово-огненных светил,

Малину и калину расцветил,

Неполно пробежал по землянике.

Отобразился в страстном счастья крике,

У девушки в щеках, играньем сил,

Румянец нежным заревом сгустил,

Ее глаза пугливо стали дики.

И, чувствуя, что в ней горит звезда,

Которой любо всюду видеть алость,

Она влагает искру даже в малость.

Она смеется, а в глазах беда,

Проходит – и пылают города,

Проводит в мире огненную шалость.

Мир благовестия

Какой он благолепный, благовонный,

Какой он благозвонный, светлый лес.

В нем ничего из сказки похоронной,

В нем только благовестие чудес.

Едва в него вошел, как дух воскрес.

Задумчивый, баюкающий, сонный,

Зеленых преисполненный завес,

Хранитель жизни многомиллионной.

Я вижу зыбкий стебель лисий хвост,

Я становлюсь тихонько на колени,

Чтоб ближе видеть тонкий трепет млений.

Кругом в цветах мне зрима россыпь звезд.

Вдыхаю сладкий дух благоволений.

Мне изумруд к забвенью строит мост.

Наука

Я ласково учусь зеленой тишине,

Смотря, как царственны, сто лет проживши, ели.

Они хранят свой цвет, приемля все метели,

И жалобы в них нет, и жалоб нет во мне.

Я голубой учусь у неба вышине,

У ветра в камышах учился я свирели.

От облаков узнал, как много снов в кудели,

Как вольно, сны создав, их в бурном сжечь огне.

Я красному учусь у пламенного мака,

Я золото беру у солнечных лучей,

Хрустальности мечты учил меня ручей.

И если мышь мелькнет, и в ней ищу я знака.

Зима скует порыв и сблизит берега,

И белый мне псалом споют без слов снега.

Среди дерев

Среди дерев, их лап, узлов, рогатин,

Столетних елей, благовонных лип,

Старинный шорох, шелест, гул и скрип,

Особый лад, который благодатен.

Дрожат сквозь листья брызги светлых пятен.

А тут, внизу, пробился крепкий гриб.

Выводит травка шаткий свой изгиб.

Дух павших листьев густо ароматен.

Летучей кошкой проплыла сова,

И, севши, смотрит круглыми глазами,

Не видя. Дождь прошел. И лишь слезами

Алмазными чуть-чуть горит трава.

Войдем в великий праздник Вещества,

Здесь каждый атом полон голосами.

Древесная кора

В коре древесной столько же расщелин

Как на пространстве всей земной коры.

Вулкан, не есть ли он жерло норы,

Где шмель огня, который беспределен?

Безбрежен гуд таинственных молелен.

Вулкан везде. Во всем огонь игры.

С земли до неба, к брату от сестры,