Том 5. Стихотворения, 1941–1945. Статьи - [5]

Вплотную окруженные,

Угрюмо-напряженные

Стояли мужики.

Риттмейстер, брызжа пеною,

На них на всех набросился:

«Ви взе – большевики!

Ви, зволечь, бунтовайтеся!

Наш влясть не признавайт!

Ви нэ повиновайтеся!

Ви клеба не показывайт!

Я будет вас наказывайт!

Семь кожа с вас здирайт!»

Бобёр – помещик, стало быть, –

Подсунул Коху списочек,

Кого из мужиков

Считал он всех строптивее,

Зловредней и опаснее.

Вот барин был каков!

Пороли перво-наперво

Степана Завгороднего.

«Я знайт ефо! Я знайт! –

Кричал так экзекуторам

Риттмейстер разъярившийся, –

Он недофольный з барином!

Он недофольный з немцами!

Пороть его без жалости,

Большая зделать боль,

Чтоб бризгал кровь мужицкая!»

Немецкие секуторы

Вскричали: «Постараемся!»

По-ихнему: «Яволь!»

Спина у Завгороднего

От пояса до ворота

Была вся сплошь испорота,

Уж больше места не было

Кровавым новым полосам.

Но злым, истошным голосом,

От крови охмелевшее,

Бранилося немецкое

Высокоблагородь,

По-русски материлося

И пуще все ярилося:

«Пороть! Пороть! Пороть!»

Пороли всех – по списочку! –

Нещадно, одинаково.

А Кох ногой подрыгивал,

Присвистывал, подпрыгивал:

«Тра-ля, ля-ля, ля-ля!

Иметь ви должен знания:

Ви все и ваш поля

Принадлежат Германия!

Дас гренцлянд, весь Украина,

Немецкий есть земля!

Ми, немец, ваш правительство!»

В деревне шло грабительство

Сплошное, поголовное,

С жестоким применением

Побоев и угроз.

Повсюду немцы шарили,

Мукой, зерном и птицею

Набили – дальше некуда –

Длиннейший свой обоз, –

Метнулись за скотиною,

По огородам, выгону

Охотились за ней, –

Под женский вопль, под горькие

Рыданья-причитания

Забрали всех коровушек,

Волов, овец, свиней,

Забрали и отправили

На станцию – под пляс

Уже самих воителей,

Разнузданных грабителей:

«Не плачьте, глупый жителей!

Ви все без понимания:

Голодный наш Германия

Есть будет ваша мяс!»

Захватчики старалися,

Зерна, скота и птиц

Награбивши, нажралися,

Винища нахлесталися

И похотливо ринулись

Искать, ловить, насиловать

Девиц и молодиц.

А сам герр Кох помещицей

Доволен был весьма:

Ему на шею барыня

Повесилась сама.

Стонал народ украинский.

Центральной предан Радою,

Он немцам стал наградою:

«Все, немец, забери!»

И немцы брали яростно,

Хлеб гнали эшелонами,

Вагоны за вагонами –

С зари и до зари.

Что им народ украинский?

Пусть гложет сухари!

Деревня коль упорная

Хваталась за оружие –

Расправа с ней была:

Деревня непокорная

Сжигалася дотла.

Расправы шли кровавые:

Расстреливали, вешали,

Казнили всех подряд

Не за одно упорство лишь

И не за слово резкое,

А за единый пламенный

Крестьянский гневный взгляд.

Но скоро для насильников

На Украине приняло

Грабительство разбойное

Печальный оборот:

На их разбой, насилие

Ответил забастовками

И боевым восстанием

Разгневанный народ.

Недолго звери лютые

Над всею Украиною

Свирепо измывалися

И дико упивалися

Повальным грабежом.

Нет! Сила-мощь народная,

Крестьянская, рабочая,

Была не вся истрачена:

Страна была охвачена

Пылающим повстанческим

Народным мятежом.

Отряды партизанские

Росли повсюду, множились

Уж не по дням, а, подлинно,

Рождались по часам;

По кличу собиралися,

Умело укрывалися

По балкам и лесам.

Оттуда, из укрытия,

Средь бела дня, при случае,

И средь полночной мглы,

Чуть вороны немецкие

С добычею награбленной

Дозорными приметятся –

На них стремглав бросалися

Украинские соколы

И грозные орлы.

Все немцы всполошилися,

Идти на все решил ися;

Риттмейстер Кох особенно:

Где он пройдет – пожарами

Следы его горят.

Его пути разведывал,

Везде его преследовал,

Грозой шел неотступною

И тормошил без устали

Степана Завгороднего

Повстанческий отряд.

Бойцов в нем было много ли?

На свежую-то ниточку

По пальцам перечесть.

Но Коха все ж «потрогали»,

Оттяпали зениточку

Да пулеметов шесть.

Отряд меж тем все ширился,

Все креп, в конце концов

Сверх сотни накопилося

Отчаянных бойцов.

Была разведка конная,

Команда пулеметная, –

Снарядная, патронная

Добыча заимелася,

Погрохивала пушечка

Немецкого литья.

Степан в соображение

Взял чье-то выражение:

«Чужое снаряжение,

А тактика – своя!»

Учился этой тактике

Степан в боях, на практике,

Но все ж, хоть этой тактикой

Отважной, партизанскою,

Он Коху досадил,

Однако часто, хмуряся,

Он грыз усы с досадою

И трубкою чадил:

Риттмейстера засадою

Накрыть ему хотелося,

Но до поры до времени

Риттмейстер уходил.

Кох, за свои жестокости

Заслугами увешанный,

С лицом злодейским, каинским,

Метался, словно бешеный,

По деревням украинским

До самой той поры,

Когда в самой Германии

Взорвали власть дворянскую

И нечисть офицерскую

Страдания народного

Каленые пары.

Народная Германия

Зажглась огнем восстания.

У Коха дрогнул тыл.

Его солдаты сжалися,

Честней кто – разбежалися,

Утех же, что сражалися,

Уж был не прежний пыл:

До грабежа ли было им,

Коль не увезть и взятого!

Тут Коха распроклятого

Степан-то и накрыл!

Живьем бойцами схваченный,

Риттмейстер озадаченный,

Испуганный, растерянный

Стоял, как волк ощеренный,

Пыхтел, как жирный сом.

Степан сказал: «Товарищи,

Давно я Коху нравлюся,

Так я уж сам расправлюся

С поганым этим псом.

Пусть это будет ворогам

И нынешним и будущим

Расплата и урок!»

Так Завгородний вымолвил.

Наган в руке. Прицелившись,

Степан нажал курок.

* * *

К тому, что здесь рассказано,

Короткий, заключительный

И для меня значительный

И радостный аккорд:

Степану Завгороднему

По матери, украинке,

Я довожусь племянником –

И дядькой очень горд.