Том 5. Стихотворения, 1941–1945. Статьи - [10]

Сжигать рабочий стол и взламывать комод,

Все, все дозволено немецким сверхбандитам:

     Они – «сверхлюди», «сверхнарод»!

Культ человечности свиным засыпан сором

Под злое хрюканье тупых расистских рыл.

Повальным грабежом, разнузданным разором

Путь отмечая свой, поистине позором

Сверхчеловеческим фашизм себя покрыл.

В коробке черепной фашизма пустозвонной

Такая мысль была – она пошла ко дну:

Напав на нас врасплох ордой многомильонной,

Топча копытами живую целину,

Дым едкий распластав над порослью зеленой,

В молниеносный срок пустынной сделать зоной

Необозримую Советскую страну.

Но просчиталися фашистские пророки,

Пришлось им удлинять назначенные сроки,

Покамест мстительный не встал пред ними Рок.

Их, напоровшихся на тяжкие уроки,

     Ждет заключительный урок.

На исторический они пошли экзамен,

Они, матрикул чей так бескультурно гол!

Но, мейне геррен, мейне дамен,

Вам всем оценку даст – судебный протокол.

Рука истории под ним напишет «амен»!

И в ваш могильный холм вонзит железный кол.

Военный урожай >*

(Весенняя повесть)

«Товарищи колхозники и колхозницы! На вас ляжет вся работа по проведению весеннего сева… Я твердо уверен, что колхозники и колхозницы, беззаветно любящие свою родину, нашу Красную Армию, приложат все силы и добьются такого урожая, какого еще не видели наши поля».

(Из статьи товарища М. И. Калинина, «Правда», воскресенье, 1 марта 1942 г.)

В большом приволжском городе,

На улице окраинной,

Рукой подать откудова

На тракторный завод,

В опрятной, теплой комнатке

Рабочего Кормилова

Терентия Парфеныча

Воскресным первомартовским

Погожим, ясным утречком

Поднабрался народ.

Тут был сержант Бурёнышев,

Боец, на фронте раненный

И в местный старый госпиталь

Направленный в «ремонт».

Теперь, отремонтирован,

Сержант усы покусывал,

Горя одним желанием –

Скорей, без промедления

Вернуться вновь на фронт.

Василия Ячменного,

Из эм-те-эс механика,

К приятелю прибывшего

Из ближнего села,

Хозяин обходительный

Устроил рядом с воином

У кончика стола.

У двери, – грузный, кряжистый, –

Опершися на трость,

Жевал мундштук прокуренный

Поэт, московский гость.

Хозяйская племянница,

Колхозница-ударница,

Сказать ей в похвалу,

Вихрастенька, глазастенька,

Комочком пестрым Настенька

Прижалася к углу.

Сидели молча, думою

Волнующей охвачены

О фронте, о войне,

И напряженно слушали

Волшебного оратора,

Трибуною избравшего

Прилаженную к проводу

Подставку на стене.

Чеканя слово каждое,

Он говорил им голосом

«Эфирным», проникающим

Во всем родном краю

В места любые – в город ли,

В колхоз ли отдаленнейший,

На все фронты военные,

Морские, сухопутные,

На все заводы, фабрики,

И в шумное собрание,

И в тихую семью.

Оратор вышеназванный

Передавал горячую,

Волнующе-призывную

Статью, Михал Иваныча

Калинина статью.

В ней просто, вразумительно

Народу разъяснялося,

С какою богатырскою

Зарядкой волевой,

С каким, еще не виданным,

Жестоким напряжением

Всей мощи тыловой

Немедленно – природою

Нам сроки предуказаны! –

Заняться мы обязаны

Сейчас первостепенною

– На уровне с военного! –

Совхозного, колхозного

Работой неотменною,

Весенне-полевой.

Боец, сержант Бурёнышев,

За смелость беззаветную

Награды удостоенный,

На фронте был танкист, –

Теперь – при общем слушанье

Статьи, насквозь пронизанной

Весенними мотивами

Страды сельскохозяйственной, –

Лицо его украсилось

Блаженною улыбкою:

Проснулся в красном воине

Искусный, тренированный

И дважды премированный

Колхозный тракторист.

В живых словах калининских

Так много было близкого,

Приятного, понятного

И сердцу и уму.

Сержант, глаза прижмуривши,

Их слушал, точно музыку,

И чудилось ему:

Все выше всходит солнышко,

Взяв направленье летнее,

Все ярче светит солнышко

И греет все приметнее;

Рыхлеет снег под настовой,

Под ломкою корой, –

Простившися с дорогою

Ухабистой, петлистою,

Размоченной, землистою,

Не санною порой,

Копытами истоптанной,

Полозьями источенной,

Зима пошла нетронутой,

Заснеженной обочиной.

Весна не за горой!

На оголенных выступах,

Буграх, на косогорочках

Уже дымками синими

Дымится в час полуденный

Оттаявшая прель.

Любуясь дружной озимью

Весенними просонками,

Дыша парами тонкими,

Под жаворонка трель

Ручьями скоро звонкими

Заговорит апрель.

А там!..

Воображение

Сержанта разыгралося.

«Весенняя страда…

А что в ней, право, страдного?..»

Сержанту ясно слышался

Знакомый гул колхозного,

Желанного, отрадного

Весеннего труда.

Вид поля неоглядного

Кружил сержанту голову,

Туманом обволакивал,

Нет сил глаза отвесть.

«Да, да, – словам калининским

Он мысленно поддакивал, –

Все это так и есть.

Весна решает многое,

Посев решает главное.

Не надо забывать

Суждения народного,

Что сытый бьет голодного,

Что сытому сподручнее

Победно воевать.

Весна решает многое,

Посев решает главное.

Уместно слово строгое,

Боеприказу равное,

Там, где слабей звено,

Где срывы и неровности

Где сельские работники

Не в боевой готовности.

Зерно – понять нам следует,

Понять не мудрено! –

Хотя на нем исконное

Все то же облачение

И та же все начиночка,

Мучная серединочка,

Но с боевым оружием

Сравнялося оно:

Военно-оборонное

Приобрели значение

И каждая крупиночка,

И каждое зерно!

Чтоб выявился полностью

Во всем своем величии,

Во всей своей безмерности,

Везде, на всех фронтах,

Как океан бушующий,

Победный, торжествующий,

Народных сил размах.

На этот раз поистине