Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска - [24]

Я захлопнул том, другой том открылся на букве «А», в самом ее начале. В глаза бросилась колонка набранных жирным шрифтом статей, начинаюпщхся на «Ат»: «АГЕНТ... АГЕНТУРАЛЬНЫЙ... АГЕНТУРНЫЙ...» — ниже помещалась большая статья «АГЕНТЫ И АГЕНТСТВА В ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗРЕЗЕ».

Рядом лежал третий том, открытый, с подчеркнутой красным карандашом статьей: «ГРЕХ ПЕРВОРОДНЫЙ — разделение мира на информацию и дезинформацию». «Что за энциклопедия такая?» — подумал я, толстыми ломтями переворачивая страницы, бегал по ним глазами, наталкиваясь на все новые определения: «ДЕКАРНАЦИЯ — истеление, растеление, также: вытеление (сравни: выселение), см.: АППАРАТЫ ИНВЕСТИГАЦИОННЫЕ». Я поискал эти аппараты и нашел целый их список, начинавшийся с перечисления каких-то странных устройств, таких как четвертованна, головоломик, шкурник-кожемяка, мозгоправ, он же ИНЦЕРЕБРАТОР АБСОЛЮТНОЙ ИСТИНЫ; с пальцами, перепачканными в книжной пыли, я наконец отошел от стола; и рыться, и читать расхотелось, последние остатки любопытства иссякли — уйти, уйти как можно быстрее, к Эрмсу, Эрмс мне поможет, я скажу ему все! Я уже искал свою папку, но тут опять послышалось шарканье. Старик вернулся. Он посмотрел на меня с порога, забросив очки на самую лысину, с внимательным выражением, которое тотчас превратилось в заискивающую улыбку. Странно — лишь теперь я заметил, что он косоглаз. Когда он целил в меня одним глазом, другой подпрыгивал кверху, как будто эту часть лица охватывало набожное восхищение.

— Ну как, нашли?

Он зажмурил глаза, тихонько свистнул, то ли уважительно, то ли задумчиво, а увидев в шкатулке вторую отложенную мной карточку, которую я даже не прочитал, поклонился мне.

— A-а... и это тоже? — спросил он, деликатно причмокивая старческими губами. Он показался мне еще более неопрятным, запыленным, с этими своими руками, с этим лицом, с этими оттопыренными ушами; только лысина отливала медью, словно натертая жиром.

— В таком случае, может быть... вам угодно будет пройти со мной? Тут у нас, главным образом... мне, что там ни говори, старику, трудно было бы тащить такие фолианты. Не все, но... если вы специалист... бригандьер Млассграк, должно быть, ваш начальник? Нет, нет, я ни о чем не спрашиваю. Служебная тайна, устав запрещает, хи-хи! Пожалуйте за мной, только осторожно, а то запачкаетесь, пыли видимо-невидимо...

Так, бормоча, он вел меня из комнаты в комнату по узкому, извилистому проходу между тесно составленными стеллажами. Я невольно задевал о растрепанные корешки атласов и фолиантов, все глубже погружаясь в полутемный лабиринт.

— Здесь! — торжествующе воскликнул наконец мой провожатый.

Мощная голая лампочка освещала обширный закоулок книжного собрания. Между лесенками, прицепленными верхним концом к металлическому брусу, громоздились на прогнувшихся полках ряды томов, оправленных в ветхую, пепельно-серую кожу.

— Мукодёлие! — захрипел он восторженно, размахивая перед моими глазами все той же злосчастной каталожной карточкой. Действительно, одно это слово чернело на ней, каллиграфически выведенное тушью.

— Мукоделие! — повторил он, и от волнения длинная капелька у него на носу затряслась, сверкая при свете лампочки словно бриллиант.

— Мукоделие, мукодеяье, вот, пожалуйста, хе-хе, вот тут, сверху, экстракция показаний, вот прокрустика, иначе внутряшество или вывнутрение, хе-хе, вот отдел утробочистов и утрободувов, тут у нас прелюбопытнейшее издание, «De crucificatione modo primario divino»*, второй век; последний, превосходно сохранившийся экземпляр с гравюрами, прошу обратить внимание на застежки, да, вот тут у нас шкуродерство, колонасаждения, исследования индивидуальной сопротивляемости, нет, нет, прошу вас, там уже нет — физические муки только досюда! Вот эти два крыла, сверху донизу — слева вытяжки, справа насадки...

— Что? — вырвалось у меня.

— Ну, как же, насадка, это будет, допустим, кол, колышек-столбик — вот эти две полки. Стилистика — вот здесь тупое, там заостренное — красное дерево, береза, дуб, ясень, да! — а вытяжки, это того... разные там... э-э, что я буду вам говорить, хи-хи, вы же лучше меня знаете... в этот отдел никто почти не заходит, уже несколько лет. Истинное удовольствие вы мне доставили, осмелюсь заметить, истинное! Господа говорят, это, мол, устарело, анахронизм.

— Устарело? — глухо переспросил я.

Он кивнул. Я не мог оторвать глаз от болтающейся у него на носу капли, но та упорно держалась.

— Ну да. Так они говорят. Дескать, оставим это мясникам. Сыскная-отбивная... требушенция... — это господин поручик Пирпичек, да, любит пошутить человек. Теперь-то в моде больше вот это, этот отдел, вот здесь он как раз начинается, как раз где вы изволите стоять — подразделы пронумерованы, пожалуйста, так легче найти, только вот эта пыль, эта пылища проклятая!

Он быстро стер ее рукавом и начал читать вслух:

— Мукодельч. намеки... мукодельч. предрасположенности... Мукодельч. ожидания — немалый отдел, не правда ли? Одного ожидания девяносто штук, тютелька в тютельку, хе-хе, память у меня еще дай Бог каждому... «мукодельч.» — прямо как у пекаря какого-нибудь, как говорит наш бригандьер, весьма добросердечный человек, весьма непосредственный, весьма, а ведь начальник не какого-нибудь там простого отдела; когда приходит, я ему: «Привратник