Том 5. Браво; Морская волшебница - [267]

У самой кормы, на верхней палубе, собралась маленькая группа людей, в которых, как видно, еще не совсем угас интерес к окружающему. Сюда Ладлоу привел из душного кубрика Алиду и ее спутников, когда кончились все тревоги, чтобы они могли подышать свежим воздухом. Негритянка прикорнула подле своей госпожи; усталый олдермен сидел, прислонившись спиной к бизань-мачте и издавая носом весьма недвусмысленные звуки. Ладлоу стоял тут же, выпрямившись во весь рост; время от времени он окидывал тревожным взглядом недвижную водную гладь, затем продолжал беседу. Алида и Бурун сидели рядом на стульях. Разговаривали они негромко. Красавица Барбери была печальна, голос ее слегка дрожал, — должно быть, события этого беспокойного дня глубоко потрясли ее сильную и смелую душу.

— Да, в вашей бурной профессии удивительный образом сочетается отвратительное и прекрасное, ничтожное в великое! — сказала Алида, отвечая на замечание молодого моряка. — Это тихое море… глухой рокот прибоя… ласковый небосвод над нами — все могло бы вызвать восхищение у девушки, если бы в ее ушах не стоял грохот выстрелов и шум боя. Так вы говорите, капитан французского корабля очень молод?

— С виду он совсем мальчик и капитанский чин, без сомнения, получил лишь благодаря своему имени и связям. Что он капитан, мы узнали по его платью, а также и по тому, с какой отчаянной решимостью пытался он поправить свою ошибку.

— А ведь у него, наверно, есть мать, Ладлоу! Есть сестра… жена… или…

Алида умолкла — девичья застенчивость мешала ей назвать те узы, о которых она сейчас думала.

— Да, возможно, у него есть и мать, и сестра… Такова уж опасная судьба моряка…

— И такова судьба тех, кто за него тревожится, — раздался тихий, но выразительный голос Буруна.

Воцарилось красноречивое молчание. Затем послышался голос Миндерта, он глухо пробормотал:

— Двадцать бобров и три куницы — согласно описи.

Несмотря на всю озабоченность Ладлоу, на его лице мелькнула улыбка, а вслед за тем раздался хриплый и сдавленный голос Триселя, еще более охрипший от сна:

— Лево руля! Француз опять нас обходит!

— Пророческие слова! — громко произнес кто-то у них за спиной.

Ладлоу обернулся быстро, как флюгер при сильном порыве ветра, и увидел в темноте неподвижную, но внушительную фигуру — перед ним на юте стоял Румпель.

— Свистать всех на…

— Постой! — перебил его Румпель, обрывая на полуслове команду, которая сорвалась было с губ Ладлоу. — Пусть на твоем корабле царит мертвая тишина, но при этом нужно быть начеку и готовиться к бою!.. Вы правильно поступили, капитан Ладлоу, приняв меры предосторожности, но я видывал более бдительных людей, чем некоторые ваши часовые.

— Откуда ты взялся, дерзкий смельчак? Какое безумство привело тебя вновь на палубу моего судна?

— Я прибыл из моего плавучего морского жилища, чтобы предостеречь вас!

— Из плавучего жилища! — повторил Ладлоу, оглядывая пустынную, темную воду. — Сейчас не время для шуток, сэр, и вы хорошо сделаете, если перестанете морочить голову людям, у которых есть очень серьезные дела.

— Да, сейчас и впрямь время не для шуток, а для серьезных дел — даже более серьезных, чем вы полагаете. Я вам все объясню, но только при одном условии. У вас на борту один из слуг нашей повелительницы. За то, что я открою вам тайну, вы должны его отпустить.

— Я уже более не заблуждаюсь на его счет, — сказал Ладлоу, взглянув на съежившегося Буруна. — У меня нет соперника… вот разве только вы пришли занять его место.

— Нет, я пришел с иной целью, и этот человек подтвердит, что я не шучу в опасные минуты. Пусть нас оставят с глазу на глаз, тогда я смогу говорить открыто.

Ладлоу колебался — он все еще не оправился от удивления, после того как неожиданно увидел грозного контрабандиста на палубе своего крейсера. Но Алида и Бурун, как видно, больше доверяли гостю: они встали, разбудили негритянку и спустились по трапу в каюту. Оставшись наедине с Румпелем, Ладлоу потребовал объяснений.

— Сейчас вы все узнаете, ибо время не терпит, а действовать нужно по-морскому — спокойно и осмотрительно, — сказал Румпель. — Вы вступили в бой с одним из крейсеров Людовика, капитан Ладлоу, и прекрасно управляли своим судном! Велики ли ваши потери и довольно ли у вас сил, чтобы защищаться так же мужественно, как вы сражались сегодня утром?

— Неужели вы думаете, что я скажу все это человеку, который может оказаться обманщиком… или даже шпионом!

— Капитан Ладлоу, что дает вам право на такие подозрения?

— Вас преследует закон, еще недавно я угрожал вашему судну и вашей жизни!

— Да, вы правы, — сказал Румпель, подавляя обиду и смиряя свою оскорбленную гордость. — Мне угрожают, меня преследуют, я контрабандист, я вне закона, но я человек! Видите вон ту темную полосу на севере, у самого горизонта?

— Без сомнения, это земля.

— Да, земля, моя родная земля. Там, на этом длинном и узком острове, провел я первые и, пожалуй, самые счастливые дни своей жизни.

— Знай я это раньше, мы бы тщательно обыскали там все бухты и заливы.

— И вам не пришлось бы разочароваться. Пушечное ядро с вашего крейсера свободно долетело бы до того места, где теперь стоит на якоре моя бригантина.