Том 4. Пьесы - [159]

Тони. Если бы все матери рассуждали так…

Мать. То я бы нисколько не удивилась. Ты думаешь, какая-нибудь мать может согласиться на то, чтобы у нее отнимали всех детей одного за другим? Она не была бы матерью, если бы примирилась с этим!

Тони. Но когда идет такая ужасная война, мама…

Мать. Я в ней не виновата, Тони. Ни одна мать в ней не виновата. Мы, матери, никогда никаких войн не вели, сынок. Мы только расплачивались за них своими детьми. Но я уже не так глупа, чтобы отдавать последнее, что у меня осталось. Пусть устраиваются без меня. Я больше ничего не отдам. Я не отдам тебя, Тони.

Тони. Ты только не сердись, мама, но… я должен. Есть просто приказ. Все мужчины обязаны явиться…

Мать. Ты не мужчина, Тони. Ты мое дитя. Стоит мне закрыть глаза, и знаешь, что я вижу? Я вижу маленького ребенка, который сидит па полу, что-то лепечет и сует себе в ротик игрушку. Нельзя, Тони, нельзя! Вынь солдатика изо рта!

Тони. Я уже не ребенок, мама.

Мать. Нет? Ну-ка, подойди сюда, покажись мне! Так ты хочешь пойти на войну? У меня действительно был… взрослый сын, Тони, но он обещал мне… что-то другое, ты помнишь? У меня был сын, которого я учила… ненавидеть войну. Он говорил: «Мама, когда мы вырастем, войн больше не будет; мы не хотим воевать, мы не станем убивать друг друга, мы не позволим, чтобы нас погнали на бойню. Я просто не понимаю, мама, как можно поднять оружие на человека…» Ты помнишь, Тони?

Тони. Да, мама, но… теперь совсем другое дело. Теперь речь идет об обороне.

Мать. И ты мог бы кого-нибудь убить?

Тони. Да, мама. То есть я хочу сказать… если надо…

Мать. И ты пошел бы… охотно?

Тони. С величайшей охотой, мама!

Мать. Вот видишь, Тони! Вот видишь! Значит, и ты тоже выскользнул у меня из рук, мой мальчик! Теперь я и тебя больше не смогу понимать. Как это случилось, что ты так изменился, мой маленький?

Тони. Мама, ты плачешь? Ты… ты, значит, отпустишь меня?

Мать. Нет, Топи. Я старая… и упрямая женщина. Я не отдам своего сына на дело… которое я прокляла. Ваши войны слишком дорого обошлись мне, сыночек. Ты не пойдешь. Я тебя не пущу.

Тони. Мама, ты не сделаешь этого! Я от тебя убегу, вот увидишь! Убегу! Убегу!

Мать(встает). Вот как? Ну-ка, посмотри на меня, Тони! Посмотри на меня!

Тони. Мамочка, я так прошу тебя…

Мать. И ты оставил бы меня одну? И не подумал бы о том, что будет со мною? Разве я могла бы пережить, если бы ты ушел от меня? Нет, ты не сделаешь этого, Тони! Ведь у меня никого не осталось!

Тони. Да со мной ничего не случится, мама, уверяю тебя! Даю тебе слово, я это чувствую, знаю наверное… Я даже не могу себе представить, чтобы со мной что- нибудь случилось.

Мать. Да, ты не можешь себе этого представить… Но я могу, Тони. Я могу. Вы все, все до единого уходили из дому, как на прогулку: «Ты только не беспокойся, мама. Не успеешь оглянуться, как я уже буду дома». Я вас знаю, дружочек. Меня не обманешь…

Тони. Я вовсе не хочу тебя обманывать, мама. Я знаю, что… могу погибнуть. Даже ясно представляю себе эту картину… С той самой минуты, как я решил идти, я уже… столько раз умирал… то есть, конечно, только в воображении, но я видел это так ярко… Или, например, вижу — лежат ребята из нашей школы… как будто все они убиты, понимаешь? Лежат целой грудой, а у самих пальцы еще в чернилах… Но это все равно. Это нисколько меня не пугает. Я не чувствую никакого страха. И это доказывает, что я действительно должен идти. Я не могу даже себе представить, как это я не пошел бы… Мы решили, что это просто долг… Наш общий долг.

Мать. А знаешь, Тони, в чем заключается твой личный долг? В том, чтоб оставаться со мной. Это ты должен мне… за отца… и за братьев. Кого-нибудь вы обязаны мне оставить. У меня тоже есть… кое-какие права, дети!

Тони. Я знаю, мамочка, но есть высший долг…

Мать. Высший, высший… Ну да, милый, я вижу, что я для тебя уже ничто. В конце концов вам никогда не было до меня никакого дела. Я хорошо знаю ваши высокие мужские обязанности… но чтобы я носилась с ними так же, как вы, — этого никто не может от меня требовать. Для этого я слишком стара, Тони. Мне уже тысячи лет, дитя мое, много тысяч лет…

Тони. Мама, если ты не отпустишь меня, я… я…

Мать. Что я? Перестанешь меня любить? Станешь ненавидеть? Будешь презирать меня и себя, начнешь метаться, как на привязи?.. Все это я знаю, Тони. Что ж, не люби меня, мой маленький, но только будь со мной. А когда кончится эта война, сам скажешь: «Ты была права, мама, для жизни тоже нужны мужчины». (Кладет руку ему на плечо.) Ну так как же, Тони?

Тони (отстраняется). Мама, прошу тебя, не держи меня…

Мать. Ладно. Можешь ненавидеть меня, мой мальчик. У меня хватит твердости перенести… еще и это. В конце концов любовь тоже жестока и зла, мой милый. Я сама себе кажусь волчицей. Никто на свете не способен на такие безумства, как мать… Что же, если ты все-таки хочешь, иди, Тони, иди, но помни: ты меня убиваешь. Ну? Что же ты не идешь?

Тони. Прошу тебя, мамочка, не сердись на меня: я не умею объяснить тебе это, но позволь говорить ей… (указывает на радиоприемник) родине, и ты увидишь… сама увидишь, что я должен идти, как все…