Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества - [39]

Теперь она не та, теперь она тиха:

Не буйная мечта, не резкий звон стиха

И не заносчивость и удаль выраженья

Ей нравятся — о нет! пиры и песнопень,

Какие некогда любила всей душой,

Теперь несносны ей, степенно-молодой,

И жизнь спокойную гульбе предпочитая,

Смиренно-мудрая и дельно-занятая,

Она готовится явить в ученый свет

Не сотни две стихов во славу юных лет,

Произведение таланта миговое —

Элегию, сонет, а что-нибудь большое!

И то сказать: ужель судьбой присуждено

Ей весь свой век хвалить и прославлять вино

И шалости любви нескромной? Два предмета,

Не спорю, милые, — да что в них? Солнце лета,

Лучами ранними гоня ночную тень,

Находит весело проснувшимся мой день;

Живу, со мною мир великий, чуждый скуки,

Неистощимые сокровища науки,

Запасы чистого привольного труда

И мыслей творческих, не тяжких никогда!

Как сладостно душе свободно-одинокой

Героя своего обдумывать! Глубоко,

Решительно в него влюбленная, она

Цветет, гордится им, им дышит, им полна;

Везде ему черты родные собирает;

Как нежно, пламенно, как искренно желает,

Да выйдет он, ее любимец, пред людей

В достоинстве своем и в красоте своей,

Таков, как должен быть он весь душой и телом,

И ростом, и лицом; тот самый словом, делом,

Осанкой, поступью, и с тем копьем в руке,

И в том же панцире, и в том же шишаке!

Короток мой обед; нехитрых сельских брашен

Здоровой прелестью мой скромный стол украшен

И не качается от пьяного вина;

Не долог, не спесив мой отдых, тень одна,

И тень стигийская бывалой крепкой лени,

Я просыпаюся для тех же упражнений

Иль, предан легкому раздумью и мечтам,

Гуляю наобум по долам и горам.

Но где же ты, мой Петр, скажи? Ужели снова

Оставил тишину родительского крова

И снова на чужих, далеких берегах

Один, у мыслящей Германии в гостях,

Сидишь, препогружен своей послушной думой

Во глубь премудрости туманной и угрюмой?

Или спешишь в Карлсбад — здоровье освежать

Бездельем, воздухом, движеньем? Иль опять,

Своенародности подвижник просвещенный,

С ученым фонарем истории, смиренно

Ты древлерусские обходишь города,

Деятелен, и мил, и одинак всегда?

О! дозовусь ли я тебя, мой несравненный,

В мои края и в мой приют благословенный?

Со мною ждут тебя свобода и покой —

Две добродетели судьбы моей простой,

Уединение, ленивки пуховые,

Халат, рабочий стол и книги выписные.

Ты здесь найдешь пруды, болота и леса,

Ружье и умного охотничьего пса.

Здесь благодатное убежище поэта

От пошлости градской и треволнений света:

Мы будем чувствовать и мыслить, и мечтать,

Былые, светлые надежды пробуждать,

И, обновленные еще живей и краше,

Они воспламенят воображенье наше,

И снова будет мир пленительный готов

Для розысков твоих и для моих стихов!

А. А. Елагину

Была прекрасная, весела

Та живописная картина

Свободной жизни, та година

Достойно-празднична была,

Когда остатки вдохновений

Студентской юности моей

Я допивал в кругу друзей,

В Москве, и, полон песнопений,

Стихом блистая удалым,

Восторжен, выше всякой прозы,

Гулял у вас — и девы-розы

Любили хмель мой, слава им!

А ныне где, каков я ныне?

О! знаю, чувствую: тому

Душецветенью моему,

Той исторической картине

Не повториться никогда;

Но ежели мои печали

Минуют так, как миновали

Мои златые дни, тогда

Грешно бы, право, на досуге

Не помянуть нам за вином

О том гулянии моем,

Как о минувшем, милом друге.

Не так ли? Я почти готов,

Я рад сердечно, я чужбину,

Мою тоску легко покину,

И прямо с майнских берегов

В Москву. Вы ждете — еду, еду,

Скачу, лечу, и вот как раз

Я к вам, сажуся подле вас —

И наливай сосед соседу!

А. П. Елагиной

Я знаю, в дни мои былые,

В дни жизни радостной и песен удалых

Вам нравились мои восторги молодые

И мой разгульный, звонкий стих;

И знаю я, что вы и ныне,

Когда та жизнь моя давно уже прошла, —

О ней же у меня осталось лишь в помине,

Как хороша она была

И, приголубленная вами

И принятая в ваш благословенный круг,

Полна залетными, веселыми мечтами,

Любя студентский свой досуг, —

И ныне вы, как той порою,

Добры, приветливы и ласковы ко мне,

Так я и думаю, надеюсь всей душою,

Так и уверен я вполне,

Что вы и ныне доброхотно

Принос мой примете, и сердцу моему

То будет сладостно, отрадно и вольготно.

И потому, и потому

Вам подношу и посвящаю

Я новую свою поэзию[145], цветы

Суровой, сумрачной годины; в них, я знаю,

Нет достодолжной красоты:

Ни бодрой, юношеской силы,

Ни блеска свежести пленительной; но мне

Они и дороги и несказанно милы;

Но в чужедальной стороне

Волшебно ими оживлялось

Мне одиночество туманное мое;

Но, ими скрашено, сноснее мне казалось

Мое печальное житье.

П. В. Киреевскому

Ты крепкий, праведный стоятель

За Русь и славу праотцов,

Почтенный старец-собиратель

Старинных песен и стихов!

Да будет тих и беспечален

И полон счастливых забот

И благодатно достохвален,

И мил тебе твой новый год!

В твоем спасительном приюте

Да процветет ученый труд

И недоступен всякой смуте

Да будет он; да не войдут

К тебе ни раб царя Додона,

Ни добросовестный шпион,

Ни проповедник Вавилона[146],

Ни вредоносный ихневмон[147],

Ни горделивый и ничтожный

И пошло-чопорный папист[148],

Ни чужемыслитель безбожный

И ни поганый коммунист[149];

И да созреет безопасно

Твой чистый труд, и принесет

Он плод здоровый и прекрасный,

И будет сладок этот плод

Всему Востоку, всем крещеным;