Том 4. Классические розы - [7]

Мне жить и радостно, и бодро, и легко,

Не знать политики, не видеть танцев новых

И пить, взамен вина, парное молоко.

В особенности люб мне воздух деревенский

Под осень позднюю и длительной зимой,

Когда я становлюсь мечтательным, как Ленский,

Затем, что дачники разъехались домой.

С отъездом горожан из нашей деревеньки

Уходит до весны (как это хорошо!)

Все то ходульное и то «на четвереньках»,

Из-за чего я сам из города ушел…

Единственно, о чем взгрустнется иногда мне:

Ни звука музыки и ни одной души,

Сумевшей бы стиха размер расслышать давний

Иль новый — все равно, кто б о стихе тужил.

Здесь нет таких людей, и вот без них мне пусто:

Тот отрыбачил день, тот в поле отпахал…

Как трудно без души, взыскующей искусства,

Влюбленной в музыку тончайшего стиха!

Доступность с простотой лежат в моих основах,

Но гордость с каждым днем все боле мне сродни:

У моря и озер в лесах моих сосновых

Мы с Музой радостны, но в радости — одни.

1927

На земле в красоте

Восемь лет я живу в красоте

На величественной высоте.

Из окна виден синий залив.

В нем — луны золотой перелив.

И — цветущей волной деревень —

Заливает нас в мае сирень,

И тогда дачки все и дома —

Сплошь сиреневая кутерьма!

Оттого так душисты мечты —

Не сиреневые ли цветы?

Оттого в упоенье душа,

Постоянно сиренью дыша…

А зимой — на полгода — снега,

Лыжи, валенки, санки, пурга.

Жарко топлена русская печь.

Книг классических четкая речь.

Нет здесь скуки, сводящей с ума:

Ведь со мною природа сама.

А сумевшие сблизиться с ней

Глубже делаются и ясней.

Нет, не тянет меня в города,

Где царит «золотая орда».

Ум бездушный, безумье души

Мне виднее из Божьей глуши.

Я со всеми в деревне знаком:

И с сапожником, и с рыбаком.

И кого не влекут кабаки,

Те к поэту идут рыбаки.

Скучно жить без газет мужичку…

Покурить мне дадут табачку,

Если нет у меня самого.

Если есть — я даю своего.

Без коня, да и без колеса

Мы идем на озера в леса

Рыболовить, взяв хлеба в суму,

Возвращаясь в глубокую тьму.

И со мной постоянно она,

Кто ко мне, как природа, нежна,

Чей единственный истинный ум

Шуму дрязг предпочел синий шум.

Я природой живу и дышу,

Вдохновенно и просто пишу.

Растворяясь душой в простоте,

Я живу на земле в красоте!

1925

Десять лет

Десять лет — грустных лет! — как заброшен в приморскую глушь я.

Труп за трупом духовно родных. Да и сам полутруп.

Десять лет — страшных лет! — удушающего равнодушья

Белой, красной — и розовой! — русских общественных групп.

Десять лет! — тяжких лет! — обескрыливающих лишений,

Унижений щемящей и мозг шеломящей нужды.

Десять лет — грозных лет! — сатирических строф по мишени

Человеческой бесчеловечной и вечной вражды.

Десять лет — странных лет! — отреченья от многих привычек,

На теперешний взгляд — мудро-трезвый — ненужно-дурных…

Но зато столько ж лет рыб, озер, перелесков, и птичек,

И встречанья у моря ни с чем не сравнимой весны!

Но зато столько ж лет, лет невинных, как яблоней белых

Неземные цветы, вырастающие на земле,

И стихов из души, как природа, свободных и смелых,

И прощенья в глазах, что в слезах, и — любви на челе!

1927

Не устыдись…

Не устыдись, склонив свои колени,

Благодарить в восторге небеса,

Что зришь еще один расцвет сирени

И слышишь птиц весенних голоса.

Земля цветет, вчера еще нагая,

Цветет душа, ее цветам внемля.

Нисходит в сердце радость всеблагая.

Ценней бессмертья — смертная земля!

Один лишь раз живя на этом свете

И ощущая землю только раз,

Забудь о судьбах будущих столетий:

Вся жизнь твоя — в лучах раскрытых глаз!

1926

В деревушке у моря

В деревушке у моря, где фокстротта не танцуют,

Где политику гонят из домов своих метлой,

Где целуют не часто, но зато, когда целуют,

В поцелуях бывают всей нетронутой душой;

В деревушке у моря, где избушка небольшая

Столько чувства вмещает, где — прекрасному сродни —

В город с тайной опаской и презреньем наезжая

По делам неотложным, проклинаешь эти дни;

В деревушке у моря, где на выписку журнала

Отдают сбереженья грамотные рыбаки

И которая гневно кабаки свои изгнала,

Потому что с природой не соседят кабаки;

В деревушке у моря, утопающей весною

В незабвенной сирени, аромат чей несравним, —

Вот в такой деревушке, над отвесной крутизною,

Я живу, радый морю, гордый выбором своим!

1927

Соблазны влаги

В однообразии своем разнообразны,

Они разбросаны, как влажные соблазны,

Глазами женскими, и женственны они,

Как дальней юности растраченные дни.

Я часто к ним иду, покорный власти зова.

Один прохладный глаз лучится васильково.

Другой — коричневый — лукавой глубиной

Коварно ворожит, веселый, надо мной.

И серый — третий — глаз, суровый, тайно-нежный,

Напоминает мне о девушке элежной,

Давно утраченной в те щедрые лета,

Когда вот эта жизнь была совсем не та…

И глядя на друзей, взволнованных и влажных,

Я вспомнил девушек в домах многоэтажных

И женщин с этою озерностью в глазах,

Всех женщин, взрощенных и вскормленных в лесах

Отчизны, взвившейся на мир змеей стожалой,

Крылатой родины, божественной, но шалой…

Их было у меня не меньше, чем озер

В лесу, где я иду к обители сестер:

Не меньше ста озер и женских душ не меньше,

Причем три четверти приходится на женщин.

И, углубляясь в приозерные леса,

Я вижу их глаза, я слышу голоса

И слезы вижу я, и смех припоминаю…

Я ими обладал, — я их теперь не знаю.