Том 4. История западноевропейской литературы - [119]

Это он создал поэзию барашков, звезд, ночей, очей, вечных воздыханий о рае, громадную поэму о падшем ангеле²⁰, который находит себе искупление путем различных похождений, — словом, неисчерпаемое количество, на наш взгляд, совершенной безвкусицы. Впрочем, он талантлив, стихи его музыкальны. Он создал новую музыку стиха. Говорили, что «небесная арфа» слышится в музыке его строф; но это расслабленная музыка, приятная сладкозвучность, не более того. Да и весь он сладкий. Вот эту сладость в большой дозе и принимали за гений.

Есть у него одна замечательная книга — это «История жиронды»²¹. Ламартин восхищается жирондистами, негодует на якобинцев. Но важно то, что, будучи близким к политике, он собрал большое количество документов, и очень красноречивых. Он воссоздает речи Робеспьера, Верньо и других по отрывкам фраз, которые он находил в прессе, или по очень несовершенным записям, искажающим часто и темп и колорит речи. Книга очень интересна. Трудно сейчас воссоздать фигуру Дантона, Робеспьера и других монтаньяров без того материала, который дает Ламартин. Но горе тому, кто примет эту работу за настоящий исторический документ. В ней масса либерального вранья. И все-таки это единственная книга, которая пережила Ламартина; сейчас его поэмы и стихи даже во Франции не читаются, хотя он зачислен раз навсегда в разряд первоклассных романтиков.

Мюссе более талантлив. Ему удавалось писать вещи несравненной грациозности. Таковы его пьесы «Проверб» (Proverbes — пословицы в лицах), таковы некоторые поэмы, в особенности его «Ночи». Но вместе с тем Гейне был прав, когда говорил: «Руину я, пожалуй, уважаю, но когда здание для того и построено, чтобы быть руиной, то такая преждевременная дряблость неприятна». У Мюссе это есть. Его поэмы дают представление о том, как расхлябалась к тому времени интеллигенция.

В качестве представителя крупнобуржуазной интеллигенции Мюссе высказывал сочувствие реакционному правительству. Вместе с тем, как человек с художественными наклонностями, тонкая натура, он удовлетвориться буржуазной действительностью не мог, она ему претила, и он уходил от нее в мир мечты и в мир оргий, — денежные средства у него для этого были. Он был большой кутила, человек с повышенным сладострастием, прекраснодушный мечтатель без сколько-нибудь определенного отношения к миру, который по талантливости своей иногда зажигается и дает несколько образов, несколько аккордов, почти потрясающих выражением тоски, раздумья, но сейчас же после этого переходит к разным штукам, к игре словами, которые ему очень удавались, потому что внешне он был очень талантлив.

Люди, которые мечтают об «искусстве для искусства», которым нравится игра словами, чувствами, идеями, полнейшая свобода относительно тенденций, восторгаются Мюссе и находят его необычайно изящным. На портретах он выглядит каким-то принцем или придворным, через всю жизнь прошел поэтическим пажом и в конце концов утонул в шампанском и совершенно разложился в кутежах. Последние годы жизни он провел уже как человек, пришедший в полную негодность.

Совсем другого типа был Беранже. К Беранже мы относимся с большей симпатией. Это блестящий представитель французской песни. Песен тогда появлялось много, со времени революции они играли большую роль. Кем они создавались — часто было неизвестно. Обыкновенно на имевшийся уже мотив изобретались слова с острым характером памфлета или гривуазности. Были и бытовые и политические песни. Беранже сочинял такие песни лучше всех своих современников. По взглядам своим Беранже был бонапартистом, преклонялся перед Наполеоном и жалел, что Наполеона низвергла буржуазия. Он был выходцем из мелкой буржуазии. Его философия — идеи благоразумного человека с замкнутым кругозором. Очень мило описывает он жизнь бедного поэта с его любовью к какой-то модистке, с его маленькими развлечениями, маленькими страстями. Все это чрезвычайно наивно и привлекательно, но вместе с тем очень мелко. Иногда Беранже поднимается до пафоса и создает замечательные вещи (например, песня о капрале²², которого ведут на расстрел), но таких вещей немного и на них почти всегда лежит печать бонапартизма, самого великого явления — в глазах французского мещанина.

Теперь мы подошли к большому поэту — к Виктору Гюго. В. Гюго прожил долгую жизнь — больше восьмидесяти лет. Он родился в 1802 году и умер в 1885 году. Всю свою жизнь он плодотворно работал и — так же, как Гёте, — был кумиром своего времени. Если до 1830 года кумиром Европы был Гёте, то таким же кумиром после него стал В. Гюго. Это был настоящий властитель дум. Этот писатель, очень интересный и по своему дарованию и по своей судьбе, недостаточно еще у нас оценен.

Он был сыном полковника наполеоновской формации, более или менее аристократического происхождения, и начал свою карьеру томиком од в монархическом и католическом духе. Когда через несколько лет после этого, уже в 30-х годах, двадцати восьми лет от роду, он переиздавал эти «Оды»²³, то в предисловии сказал: «Нет большего предмета гордости и радости, как сознание, что ты всю жизнь левел, что ты, родившись аристократом, кончаешь жизнь демократом и революционером»