Том 4. Джек - [67]

Стоило г-же Риваль взглянуть на Сесиль, которая с каждым днем все больше походила на мать, — а девочка постоянно была у нее на глазах, — и она еще острее ощущала горечь невозвратимой утраты; доктор, напротив, радовался, что малютка, подрастая, все больше заменяет ему умершую дочь. Когда он после целого дня утомительных поездок оставался после обеда вдвоем с внучкой, пока жена его хлопотала по хозяйству, на него находили приступы бурного веселья, и он громко распевал морские песни, умолкая только под укоряющим взглядом г-жи Риваль, казалось, говорившим: «Вспомни!» Можно было подумать, будто он чувствует себя виновным в том, что на них свалилось такое ужасное горе.

От этого безмолвного скорбного упрека старик сразу впадал в уныние, притихал и, ничего не отвечая, перебирал косы внучки.

Так вот и проходило печальное детство Сесиль. Девочка почти не отлучалась из дому, проводила все время в саду или в большой комнате, заставленной шкафчиками и заваленной пучками высушенных трав и кореньев: она именовалась «аптекой». Сюда выходила дверь постоянно запертой комнаты безвременно погибшей молодой женщины, которую в доме до сих пор оплакивали. В той комнате все напоминало о ее короткой жизни: о детских играх, о занятиях, о нарядах, которые она любила, о вере, которую исповедовала. Тут хранились ее книги, в шкафу были развешаны платья, на стене виднелась картина, изображавшая причастие, — словом, целое собрание уже пожелтевших реликвий. Мать входила сюда одна, охваченная благоговением; ее горе с годами не уменьшалось, хотя время уже наложило безжалостные следы на все эти недолговечные предметы.

Малютка Сесиль часто останавливалась в задумчивости возле этой двери, наглухо запертой, точно вход в склеп. Впрочем, она вообще была мечтательна. В школу она не ходила, ее оберегали от общения с другими детьми-в таком одиночестве не было ничего хорошего. Эта маленькая девочка страдала от недостатка движений. Ей не хватало бурных проявлений жизнерадостности, беспричинных криков, беготни, возни, прыжков — словом, всего того, что забавляет детей, когда их не сковывают взрослые, которые так падки на замечания и насмешки.

— Ее нужно развлекать… — не раз говорил Риваль жене. — Вот мальчуган д'Аржантонов — он такой славный, почти ровесник Сесиль, и уж он-то не проболтается!..

— Так-то оно так! Но что они за люди? Откуда взялись? Их тут никто не знает… — высказывала сомнение недоверчивая г-жа Риваль.

— Милейшие люди, душа моя! Муж, правда, оригинал, но сама понимаешь, он человек искусства!.. Жена умом не отличается, но хорошая женщина. Ну, а уж за их порядочность я ручаюсь.

Г-жа Риваль только покачивала головой. Она не была убеждена в проницательности своего супруга.

— Ну, знаешь, уж ты…

И она только вздыхала, укоризненно глядя на него.

Старый доктор виновато опускал голову; Но все же не отступался.

— Берегись! I-говорил он. — Девочка скучает; Как бы она у нас не заболела. Да и чего ты боишься? Джек — ребенок, Сесиль — тоже. Что тут может быть?

Наконец бабушка уступила, и Джек сделался товарищем Сесиль.

Для него наступила совсем новая жизнь. Сперва он приходил редко, потом-чаще, затем-каждый день. Г-жа Риваль быстро привязалась к атому милому мальчику, скромному и нежному, которого угнетало безразличие домашних, подобно тому, как Сесиль угнетало царившее в доме уныние. Добрая женщина поняла, что мальчик заброшен: у него вечно не хватало пуговиц на куртке, и во всякое время дня он был свободен — не посещал школу и не готовил уроков.

— Стало быть, ты не ходишь в школу, голубчик?

— Нет, сударыня. — И тут же он прибавлял, ибо в сердце ребенка нередко таятся настоящие россыпи деликатности: — Со мной мама занимается.

Забавно было бы поглядеть, как справилась бы с этим делом злополучная Шарлотта, у которой были птичьи мозги! Впрочем, большой наблюдательности не требовалось, чтобы догадаться, что родители совсем не заботятся о мальчике.

— Просто уму непостижимо, — говорила г-жа Риваль мужу, — как это они разрешают ребенку с утра до вечера слоняться без дела.

— Что ты от них хочешь? — отвечал доктор, стремясь выгородить своих друзей. — Он как будто не хочет учиться, а может, способности у него неважные. Мальчик, видно, туповат.

— Ну да, туповат! Скажи лучше, что его отчим не жалует… Дети от первого брака всегда в загоне!

В доме доктора Джек обрел настоящих друзей. Сесиль в нем души не чаяла, не могла дня без него прожить. В хорошую погоду они играли в саду, в дурную — шли в аптеку. Там безотлучно находилась г-жа Риваль. В Этьоле фармацевта не было, и она собственноручно изготовляла по рецептам мужа простые лекарства — болеутоляющее питье, порошки, отвары. Добрая женщина уже двадцать лет кряду занималась этим и приобрела большой опыт, так что в отсутствие доктора многие обращались за советом прямо к ней. Дети любили сидеть в аптеке. Они по слогам разбирали выведенные на пузырьках из матового стекла диковинные латинские надписи, вроде sirupus gummi[20]или, вооружась ножницами, нарезали этикетки, клеили пакетики: Джек, как всякий мальчик, делал это неуклюже, Сесиль трудилась тщательно и серьезно. Видно было, что девочка, когда вырастет, станет умелой, усидчивой и трудолюбивой женщиной. Она брала пример с бабушки. Старушка ведала аптекой, переписывала рецепты, отмечала в книге сделанные за день доктором визиты, напоминала забывчивым пациентам об уплате.