Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены - [53]

В училище его живота ночевала,

А утром на возу перекочевала

В Горячее поле, как стебель навоза, –

Греть детей босяка.

И много сестер увидала

В стенах пещеры, в снегу.

Товарищи: труд, незабудка и конь.

И братва зажжет огонь.

25.

Добрые, хорошие красавчики,

Сложим все винтовки,

Разобьем мерзавчики,

Белые головки.

На пустой бочонок,

Бочонок от вина,

Созовем девчонок

Целовать спьяна!

Ой, девчоночки, ухнем!

Ай, красоточки, ахнем!

Ой, молодушки, охнем!

Охала, ухала, ахала…

Ходим мы и сохнем,

Да огнем всполохнем

По незримому врагу.

Эй, девчата, ни гу-гу!

Это уж четвертый погреб.

Мы, как рыбы, в <винном мехе>.

Не бывает ног у рыб.

Эй, сюда торговку смехом!

26.

Мы писатели ножом

Мы мыслители брюхом

Ученые корки хлеба

Художники копоти

Мы пророки грязных штанов

Мы любители желудка

Любовники водосточной трубы

Счетоводы галок и ворон

Мы скрипачи зубной боли

Мы влюбленные в простуду

Обжоры прошлым годом

Пьяницы вчерашнего дня

Мы торговцы черных небесных очей

Мы богатеи желтых червонцев на дереве

Священники хохота

Богачи зари

Божьи дети –

Все мы, все мы сегодня цари!

27.

Нищие мы.

Спим в снежных норах на морозе.

Мы ночные цари на обозе

Дворцовых нечистот.

Наш город – вторая столица – в навозе,

Наши дворцы <живьем нарастали>

И мы с нашими девушками,

Матерями, отцами и детьми

Спим в столетнем конском кале.

А вы, цари, спите во Бозе.

Мы, цари на обозе

  Будем жить

  Тлея,

  Светлея.

  А вы заснули во Бозе.

Если не пропляшу

Кровавый шут

Я,

Старый безбожник,

Пляску портновских ножниц, –

Моя шутка <будет> петля.

28.

Братушки, братушки, братушки!

Часа предсмертного сватушки!

Тесно и больно в груди.

Кто с неба смотрит? – гляди!

Это драка снежных дур

Со широкою метлой.

Это бродит бедокур,

Крик «долой!»

29.

Давно ли было?

Гирями горя согнуты,

Ветер развеял лоскуты –

Идут.

А, Волга, не сдавай!

Дон, помогай!

Кама, Кама! <Ты орлина>!

<А вот и> Днепра чуприна!

Здравствуй, ржаная рать.

– Всем помирать!

Эти широкие кости

С бледными, злыми, зелеными лицами,

Прежде кротки и добры

<Граждане навозной столицы>

Глухо прорвали плотину и хлынули

Туда, где полки голые шашки вынули.

С челюстью бледной, дрожащей, угрюмой,

С окаменелою думой

Идут, согнутые горем

<Навозных пещер> кроты

Крикнуть престолу: «Ты!»

Дать по-бурлацки в зубы и в морду.

Ответа искать с кого.

И не обеднею Чайковского,

Такою сладкою, что тают души,

А первою чугунною обедней,

А черною всенощною смерти,

Чтоб раскорячились по снегу туши,

Ответил выстрел первый и последний.

  Дворец свинцовыми устами

  Похож на мертвеца,

  Похож на Грозного-отца,

Народ любимый целовал –

Тот хлынул прочь, за валом вал.

30.

– Что варишь,

Товарищ?

– Из оха и уха

Уху.

Добавь сюда:

– Зх!

– Их!

– Ах!

Ноябрь 1921.

<Снезини>

Деймо в 3-х деинах

<1-е деймо>

Снезини. А мы Любоча хороним… хороним… А мы беличи-незабудчичи роняем… роняем…

Веют снежинками и кружатся над Снегичем-Маревичем.

Смехини. А мы твои посестры, из подолов незенных смехом уста засыпаем, смехоемные…

Немини. А мы тебе на помощь… на помощь… Снимем с вольных уст повязку немовую, немязливую…

Слепини. А мы тебе глазины снимем слеповые, <повязку> слепязливую…

Снезини. Глянь-ка, глянь-ка: приотверз уста, призасмеялся – жаруй! Приоткрыл глаза, прилукавился… Нацелился. Ой, девоньки, страшно!

С криком разбегаются. За ними, смеясь и со словами «люби меня», гоняется и касается до них руками Снегич-Маревич. Пойманные остаются на месте. Смехини роняют вдогонку смех. Немини надевают повязки на уста видочей. Слепини слепят глаза чужим, поникая ликом.

Березомир. Сколько я видел игр… сколько игр (плача), ах, сколько игр!

Сказчич-Морочич(натягивая гибучие ветви березовые).

Дрожат в струнах

<Влажные>

Черные руна.

И мучоба

Вникает в звучобу,

Как девушка в любой…

Я пьян собой.

Береза, подобная белокрылым гуслям, звукает. Воздушатый пальцами, незримый остается звучило. С разных концов, зыбля жалами и телами, приползают слепоглазые, слухатые <змеи> и, угрожающе шипя, подымаются по стволу.

Сказчич-Морочич. Ай!

Падает, роняя струны, умерщвленный кольцами слухатаев. Змеи расползаются, свершив свое дело.

Молчанийные сестры. Он шел развязать поясы с юных станов. Плачемте, сестры. Омоем лицо и немвянные волосы в озере отрадин. Плачемте, немые!

Березомир. Нет у гуслей гусляра. Умолкли гусли. Нет и слухчих змеев. Тише! Тише, люди!

Няня-леший взлетает на воздух и, пройдясь колесом и прочертив рукой, полной светлячков, знак, – исчезает.

Березомир(глухо завывает). О, стар я… и я только растение, лесина… стар я. И не страшны люди…

Предводимые юношей, вылетают навстречу людям Слепини и Немини, старательно повязывают уста немовыми и слеповыми повязками. Люди, разговаривая между собой, проходят.

Молодой рабочий(радостно, вдохновенно). Так! и никаких, значит, леших нет. И все это нужно, чтобы затемнить ум необразованному человеку…

Снегич-Маревич подлетает и бросает в рот снег. Бросает за воротник, где холодно, бросает в зубы говорящим. Снези- ни прилетают и опрокидывают подолы снега над людьми.

Второй человек(спокойно). И вообще ничего нет… кроме орудий производства (Снегич-Маревич бросает в рот снег). Однако здесь холодно. Идем. Итак, вообще ничего нет… Некий глас. Отвергнувшие – отвергнуты. (И Снезини, и Березомир, и Снегич-Маревич,