Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены - [49]

Твой образ милый, образ нежный,

Мой мальчик шаловливый и мятежный.

И ты летишь и ты пророчишь,

Что непогоды близки сети.

Когда же тела ты захочешь,

Тебе отвечу: нате, нети!

Ветер.

Видел – дик, и бос, и весел

Возле паруса и весел,

На обрыве, где гвоздика,

Где гвоздика без гвоздей,

Где учу любви учебник,

Парень соседней деревни –

Известный волшебник –

Вырезал жезел,

Уселся и грезил,

Что скажет кривая рыбацкая палка.

Он неводом частым отрезал

Беглянке пугливой и нежной пути.

– Как билась русалка,

Страдая, и сестрам кричала: прости!

Из плена рвалася рука!

А сеть, казалось, что живая,

С ударом каждым оживая,

Ее стянула злым узлом.

Сутки бьется она в сетке,

Где излука и излом.

Вместе с славкой ястребиной,

Желтоглазой и рябой,

Кущи падали рябины

Красно-зеленою резьбой.

Послушай, парень твой знакомый?

Видала ты его хоромы?

Там где хутор, там где хаты,

Где откос реки покатый,

Где косматому холопу

Стражу вверила халупа,

Рыбак, он властью чар ужасных

Богиню в невод изловил

И на руках ее прекрасных

Веревки грубой узлы вил.

Вила.

Какое вероломство!

Беру в свидетели потомство

И эту белую звезду:

С коварным порвано знакомство,

Поспешно к пленнице бегу.

Ветер.

Не думал я, что сразу

Поверишь ты рассказу.

Ах Вила, Вила!

Ты простодушьем удивила

Меня, присяжного лгуна.

Ушла! исчезнула она!

Разве есть тебя резвей?

Что же, волосы развеяв,

Побеги меж темных елей

По тропинке чародеев,

Рви побеги плауна!

<Вила.>

Зачем ты обманул?

Ветер.

А так, я без проказ совсем уснул.

И плутовство – моя природа.

Она ушла, а здесь свобода.

<Вила.>

Довольно глупости болтать!

Уж начинает рассветать!

II

Вила.

Где же ты, где ты, сестра?

Ничего, лишь тень костра.

Только дым над речкой вьется,

И река устало бьется,

Оцарапала плечо.

Сердце бьется горячо.

Пойду к костру, согрею руки.

Повсюду тишь, нигде ни звука.

Пастух у костра.

Но, неведом и невидим

И в зеленой чаще скрыт,

Дыма белого не выдам

Грому пляшущих копыт.

Как сиры пламенные серы,

Суровой спичкой зажжены.

Седой пастух видал примеры

Из искор вспыхнувшей жены.

Она из пламенной постели

Встает, закутав дымом плечи.

И вот покровы опустели

И дымный призрак ног далече.

Здесь падший вихорь синих бус

На смуглых волнах тела сизого.

А здесь блеснул красивый спуск

В ущелья ног с оттенком вызова.

То в дымном небе грудь купает,

То в кружеве морском исчезла.

То молчаливо выступает

В дыму малинового жезла.

Она то молнией нагой

Блеснет одна в дуброве черной,

То белосумрачной ногой

Творит обряд упорный.

Как красный ветер усмехается,

Из черных углей ожерелье.

Она поет и колыхается,

Костер ночной ее веселье.

Она поет, идет и грезит,

Рой мошек косами разит

Как дым по хвойным веткам лезет,

Как воздух к месяцу скользит.

Так золотой чертой огня

На теле сизом верх очертится,

Так синей чешуею головня

И бегает, и прыгает, и вертится.

Вила.

Скажи, о чем поешь, пастух?

Скажи, зачем огонь потух?

Пастух.

Огня остатки берегу.

А та… на дальнем берегу.

Вила.

Скажи, здесь никого нет?

В рыбачьих сетях женщина не стонет?

И здесь никто, никто не тонет?

Пастух.

Спокойно все. Рассыпав Божие величие.

  Блистает ночь.

И только лешие-лесничие

  От света прочь.

Да я, старик, чиню свой лапоть

  У слабого огня

И славлю пляшущую копоть,

  Сожегшую меня.

Вила.

А где она?

Пастух.

Она за мостиком, за речкой.

Увидишь недалечко.

III

Русалка.

Всюду тени те,

Меня тянете!

Вы помните, страстничал вечер

Без ветреных вычур,

Жмуря большие глаза,

Прячась и снизу и за

Веток больших голубых.

Тогда я держала в руках голубей,

Сидя на ветке шершавой и старой,

И опрокинутой глыбой

Косы веселий

Висели

В осине осенней.

Шип чудный придавил плечо,

А ветер шепчет о навете горячо.

Леший.

Нет, не в этом вы виновны

<Нет, не в этом вы> греховны.

Виноваты вы не в этом,

Виноваты не обетом,

Что застали поздним летом

За продажею пруду же

В час пустынный, час досужий

Легковейные часы,

Своей ветреной красы,

Что пышней, длинней и далее

Золотые косы дали ей.

Вы греховны тем, что нынче

Самой звонкой птицы звонче

Обещали клятвой слезной:

Полотенцем легкой грезы

Ветру вытру его слезы.

Где сребром сияли росы

Над осокой, где сусак,

Как серебряный русак,

Опускались ваши косы

На цветов весенних тризне.

Ветер – ветреный изменник

И в нем выси нет!

Ворон видит: я не вру!

Ветер.

Не верь морю – я не спорю!

Ворон каркнет – я не верен!

Норов ворона не мой!

И тяжелый и немой –

Нивы морень!

Не позвольте ему сесть

На плечо, как злая весть!

В кумир верю – не верь морю!

Я виновен, да! но ты?

Ворон-вестник темноты!

Русалка.

Ты клянешься, верю чуду!

И за бедами забуду,

Что изменчив, как вода,

И обманчив как всегда.

Верю, чист, как синий лен,

И опять в меня влюблен.

Лени друг и враг труда!

Туч и голоса среда.

IV

Милая воля

Ранней зари.

Сказку глаголя,

Шли рыбари.

Старый рыбак.

Вышел к сетям – мать Владычица!

Что-то тупо в сетку тычется

Белой мордою тупой.

Изловили ли сома?

Да таких здесь не видать.

Человека, видно, больше.

Иль приплыл он к нам из Польши,

Или я сошел с ума?

А глаза уж смотрят слабо:

Я не вижу – рыба? жаба?

Вышел парень:

«Водяная бьется баба», –

Молвил он, – ни дать ни взять!»

И давай со мной тикать!

Русалка.

  Слышишь, ветер?

  Слышишь ужас?

Злая шутка стала делом:

Сквозь осоку обнаружась,

Бьется Вила своим телом.

Режут листья, как мечи,

Кожу ласковых услад.

Водяной бугай, мычи!

Жабы, вам забить в набат!

Вила лесным одуванчиком