Том 4. Дионис, Логос, Судьба - [19]

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава пятая

ОРФИЧЕСКАЯ ТЕОСОФИЯ

1. Павсаний. Описание Эллады, IX, 30; Овидий. Метаморфозы, Х—XI; Диодор, I, 96. Суммарное изложение легенд об Орфее см.: Р. Grimal. Grеесе: Myth and Logic, р. 172.

2. С. Рейнак, например, считал Орфея «древним тотемистическим божеством Северной Греции» (см.: С.Рейнак. Орфей. Париж, 1910, с. 101). О сходстве Орфеева мифа с мифами первобытных народов см.: М. Еliadе. Images and Symbols. N. Y., 1961, р. 164—165.

3. См.: Ф. Зелинский. Древнегреческая религия. Пг., 1918, с. 110; Вяч. Иванов. Дионис и прадионисийство, с. 164. Первые упоминания об Орфее принадлежат уже авторам, жившим в VI в. до н. э., и это есть указание на то, что время его жизни не могло относиться к указанному столетию (см.: С. Глаголев. Греческая религия. Сергиев Посад, 1909, т. I, с. 220).

4. См.: Н. Новосадский. Орфические гимны. Варшава, 1900, с. 230. Основные издания первоисточников по орфизму: Е. Аbеl. Orphica, 1885; J. Наrrisоп. Рrolegomena to the Study of Greek Religion,1903; О. Kern. Оrphycorum Fragmenta. Berlin, 1922.

5. Геродот, II, 81; Диодор, IV, 4.

6. Еврипид. Вакханки, 275.

7. У орфиков существовало несколько вариантов космогонии и теогоний (см.: И.Корсунский. Судьбы идеи о Боге в истории религиозно-философского миросозерцания древней Греции. Харьков, 1890, с. 79), но они могут быть сведены к единому целому. См. их изложение: С. Глаголев. Греческая религия, с. 227; М. Нилссон. А History of Greek Religion, р. 215.

8. Гимны Орфея, VI. Переложение К. Бальмонта.

9. Цит. по пер. Н. Арсеньева»Пессимизм и мистика в древней Греции» («Путь», Париж, 1925, № 5, с. 78).

10. Диодор, III, 66.

11. Цит. по: С. Трубецкой. История древней философии, т. I, с. 52. Примечательно, что в раннехристианских сочинениях, приписываемых св. Иустину, «О единовластительстве» (2) и «Увещании к эллинам» (15) об Орфее говорится как о человеке, пришедшем к мысли о едином Боге (см.: И. Корсунский. Судьбы идеи о Боге…, с. 93).

12. Павсаний, VIII, 37; Orphycorum Fragmenta, 220.

13. Гимны Орфея, XXXVII, 4.

14. Ранние представления греков о душе и теле рассмотрены у С. Лурье («Разговор тела с духом» в греческой литературе. — Сб. «Древний мир», М., 1962, с. 587).

15. См. П. Милославский / Древнее языческое учение о странствиях и переселениях душ. Казань, 1873, с. 166 cл.

16. Эмпедокл. О природе, 117. Пер А. Маковельского. О воззрениях Эмпедокла в целом см.: D. О. Вriеп. Еmpedoclе's Соsmiс Сircle. Cambridge, 1969.

17. Orphycorum Fragmenta, 208.

18. Нymn., IV, 30; XII, 10. Пер. Вяч. Иванова.

19. Нymn.,XXXI; orphycorum fragmenta, 270.

Часть II БОГ И ПРИРОДА. НАТУРФИЛОСОФЫ

Глава шестая МИР КАК ГАРМОНИЯ. ПИФАГОР Южная Италия, 540—500 гг.

Вселенная постепенно вырисовывается скорее как великая Мысль, чем как большая машина.

Д. Джинс

С именем Пифагора чаще всего связывают представление об ученом-математике и астрономе. Когда Коперник отверг геоцентризм, он ссылался на труды пифагорейцев, и хотя нет уверенности, что известная теорема была выведена самим Пифагором, его школа, несомненно, внесла огромный вклад в математические знания Запада [1]. Говорят, Пифагор был первым, кто назвал себя «любителем мудрости», философом, и таким образом место его — у преддверия античной мысли, рядом с его современниками, натурфилософами Милета. Однако те немногие сведения об этом человеке, которыми мы располагаем, рисуют Пифагора в первую очередь оккультным учителем и религиозным реформатором [2].

В то время как Орфей и Меламп остаются фигурами совершенно неразличимыми за пеленой мифов, Пифагор — лицо вполне историческое. Геродот, родившийся несколько лет спустя после его смерти, называет Пифагора «величайшим эллинским мудрецом» [3]. Даже малодостоверные легенды, из которых почти целиком состоят позднейшие биографии философа, помогают в чем-то уяснить его характер. В них проглядывают черты яркой индивидуальности.

Появление Пифагора означало качественно новый этап в умственной жизни греков. Прежде о Судьбе, богах, мире и людях говорили лишь поэты. Пифагор же — первый религиозный мыслитель и наставник Эллады, своего рода пророк, который стремился углубить и развить орфическую теософию.

История мысли — это в значительной степени история мыслителей. Личный гений оплодотворяет нерасчлененную и бесформенную стихию традиции, созидая нечто новое. Разумеется, вне стихии народного сознания и богословие, и философию, и искусство едва ли возможно себе представить; они питаются ею, как корни растения соками земли. (Даже такой «уединенный» мыслитель, как Кант, несомненно, вырос на почве протестантской религиозности.) Но, с другой стороны, без организующей силы индивидуального мышления эта стихия обречена была бы оставаться бесплодной. Именно сила творческой личности определяет значение Пифагора для античного мира.

«Религия, — по выражению Бердяева, — есть мистика, в которой засветился Логос, началось прозрение смысла вещей». Дионисизм и мистерии были мистикой подсознания; орфики первыми попытались внести в нее начало «разумения», но только Пифагор явился завершителем духовного течения, вышедшего из Дельф, Элевсина и культа Вакха. Более того, он в свою очередь пробудил интеллектуальное движение, которое привело к созданию философии Платона. Основатель религиозной доктрины и отец философского идеализма, Пифагор стоит, таким образом, на развилке путей эллинского духа.