Том 4. Чокки. Паутина. Семена времени - [92]

— Конечно, нет! — подтвердил я.

— Ты уверен в этом, милый?

— Дорогая, — сказал я, беря ее за руку, — если бы все женщины мира…

Через некоторое время доктор Гоуби привлек наше внимание деликатным покашливанием.

— Действительной причиной моего визита, — заявил он, — является стремление убедить мою племянницу в том, что ей следует немедленно вернуться. На факультете царят страшное волнение и глубокая тревога в связи с этим делом. И виновным считают в основном меня. Наша главная забота — вернуть ее, вернуть, пока не нанесен серьезный ущерб истории. Любой хроноклазм бесконечно реверберирует в веках, а эта ее эскапада может вылиться в очень, очень серьезный хроноклазм. Не удивительно, что мы все находимся в чрезвычайно, чрезвычайно нервном напряжении.

— Я очень сожалею, дядя Дональд, о том, что на вас падает ответственность, очень сожалею. И все же я не вернусь. Я здесь счастлива.

— Но возможные хроноклазмы, моя дорогая! Я ночами не сплю, думая…

— Дорогой дядя, — перебила она, — это ведь не сравнить с хроноклазмом, который действительно произойдет, если я вернусь сейчас. Я просто не могу. Вы должны понять это и объяснить всем.

— Не можешь? — повторил он.

— Если вы заглянете в документы, то увидите, что мой муж… Какое смешное, старомодное слово, не правда ли? Впрочем, мне оно нравится. Оно происходит от слова…

— Ты говорила о том, что не можешь вернуться, — напомнил ей доктор Гоуби.

— Ах да! Так вот, в книгах вы прочтете, что сначала он изобрел подводную радиосвязь, а потом, несколько позже, изобрел передачу энергии изогнутым лучом, за что и получил титул «сэр».

— Я прекрасно все это знаю, Тавия. Но не понимаю, что…

— Дядя Дональд, вы должны понять! Как же сможет он изобрести эти штуки, если меня не будет здесь, чтобы показать ему, как это сделать? Если вы заберете меня с собой сейчас, они просто-напросто не будут изобретены. И тогда что произойдет?

Несколько мгновений доктор Гоуби пристально смотрел на нее.

— Да, — произнес он, — да, я должен признать, что этот аргумент не приходил мне в голову, — и он погрузился в размышления.

— Кроме того, — добавила Тавия, — Джеральду будет очень неприятно, если я. уйду, правда, милый?

— Я…

Доктор Гоуби прервал меня.

— Да, — сказал он, вставая, — я понимаю, что придется на некоторое время отложить твое возвращение. Я поставлю перед ними этот вопрос, но отсрочка будет временной. — У двери он остановился. — А пока, моя дорогая, будь осторожна. Все это так хрупко и так сложно… Меня бросает в дрожь, когда я подумаю, какие могут возникнуть запутанные ситуации, если ты… скажем, если ты вдруг сделаешь нечто безответственное, например, станешь своим собственным предком.

— Этого я не могу сделать, дядя Дональд, я из боковой ветви.

— Ах да! Да, это очень удачно. Тогда до свидания, моя дорогая, и вы также, сэр… гм-м… мистер Лэттери. Я надеюсь, что мы еще встретимся. Когда приезжаешь сюда не только в качестве наблюдателя… в этом есть своя прелесть.

— Точно, дядя Дональд! — воскликнула Тавия.

Он укоризненно покачал головой:

— Ай-ай-ай! Боюсь, моя дорогая, что ты никогда не достигнешь высот исторической науки. Ты недостаточно тщательно работаешь. Слово «точно» было в ходу не в шестидесятых, а в сороковых годах двадцатого века. И даже тогда, если мне будет разрешено сделать такое замечание, оно не считалось особенно элегантным.

Ожидаемый инцидент со стрельбой произошел примерно неделю спустя. Трое мужчин, наряженные в более или менее убедительную имитацию одежды сельскохозяйственных рабочих, подошли к нашему дому. Тавия узнала одного из них в бинокль. Когда я с ружьем в руках появился на крыльце, они попытались спрятаться в огороде. Я выстрелил дробью — на большом расстоянии, — и один из них заковылял.

После этого нас оставили в покое. Некоторое время спустя мы с Тавией занялись вопросами подводной радиосвязи — удивительно простая штука, когда тебе объяснят принцип, — ия подал заявку на патент. Затем мы занялись передачей изогнутым лучом.

Тавия торопила меня с этим:

— Понимаешь, я не знаю, сколько у нас осталось времени, дорогой. Я все пытаюсь вспомнить, с тех самых пор как прибыла сюда, какая дата отправки стояла на твоем письме, и — не могу! Хотя отлично помню, что ты ее подчеркнул. Мне известно, что есть сведения о том, будто первая жена ушла от тебя… «Ушла», какое ужасное слово! Словно я по собственной воле когда-нибудь… Но там не было написано, когда именно. Так что мне надо как следует тебе все объяснить об изогнутом луче, потому что, если ты этого не изобретешь, произойдет страшный хроноклазм!

А затем, вместо того чтобы взяться за дело, как она сама и предлагала, Тавия задумалась.

— Признаться, я уверена, что так или иначе хроноклазм все же произойдет, довольно страшный хроноклазм. Видишь ли, у меня будет ребенок.

— Ну да! — воскликнул я в восторге.

— Что значит «ну да»? У меня будет ребенок. И я волнуюсь. По-моему, этого еще никогда не случалось с путешествующими историками. Если бы дядя Дональд узнал, он бы страшно встревожился.

— К черту дядю Дональда! — сказал я. — И к черту хроноклазмы! Сейчас мы это отпразднуем, моя дорогая!