Том 4. Чистое Сердце. Флибустьеры - [164]

— Ну, а я уверен в нем.

— Увидим.

Старый солдат пожал плечами, слез с лошади и вошел в ворота.

Отсутствие его продолжалось довольно долго.

Незнакомец, по-видимому, нисколько не сомневался в успехе переговоров, так как тотчас же после ухода сержанта он приблизился к воротам.

Минут через десять начальник караула вернулся.

— Ну что? — обратился к нему незнакомец. — Что ответил вам капитан?

— Он расхохотался и приказал ввести вас.

— Вот видите, я был прав.

— Это правда, но все равно, представились вы довольно-таки оригинально: «Я тот, кто пытался убить вас».

— Что же делать, такой случай, — ответил незнакомец.

— Не знаю, как вы называете такой случай здесь, но во Франции он называется подлой засадой. Ну, идемте.

Незнакомец ничего не ответил, вздернул подбородок и последовал за достойным солдатом.

В громадной зале, растрескавшиеся стены которой каждую минуту грозили обвалиться и потолком которой служило тёмно-синее усеянное звездами небо, вокруг стола, уставленного с самой изысканной роскошью яствами и прекрасной посудой, сидели четыре человека. Жизнь в пустыне наложила печать суровости на их загорелые решительные лица. Глаза их горели неукротимой отвагой и смелостью.

Это были граф де Лорайль, два главных офицера его штаба, лейтенанты Диего Леон и Мартин Леру, и старый капатас дона Сильвы де Торреса, Блаз Васкес.

Граф де Лорайль уже пять дней как остановился со своими сподвижниками в Каса-Гранде Моктесумы.

После нападения апачей на колонию граф, надеясь отыскать свою невесту, исчезнувшую так таинственно во время битвы и похищенную, по всей вероятности, индейцами, решился, наконец, выполнить поручения, которые ему давно уже дало мексиканское правительство и которые он все медлил исполнить под более или менее обоснованными предлогами, а на самом деле потому, что, как он ни был храбр, он не горел желанием помериться с индейцами силами в открытом бою, зная, как они ужасны и как трудно их победить в родных им прериях.

Граф собрал отряд из двухсот пятидесяти французов. Капатас, горевший жаждой отыскать своего господина и свою молодую госпожу и освободить их из плена, присоединил к ним тридцать пеонов. Все вместе они представляли значительный для тех мест и для того времени отряд хорошо вооруженных и воинственно настроенных людей.

Нашим охотникам, дону Луи, Весельчаку и Орлиной Голове, помощь которых оказалась для него такой драгоценной, граф де Лорайль предложил сопровождать его в походе. Он почувствовал бы себя необыкновенно счастливым, если бы ему удалось таким образом не только приобрести неустрашимых товарищей, но и вернейших проводников, которые повели бы его отряд по следам индейцев, которых он намеревался загнать в самую глубь прерий, но дон Луи и оба его друга, сославшись на то, что им необходимо срочно продолжать свое путешествие, простились с графом, не прельстившись его блестящими обещаниями.

Граф был вынужден удовлетвориться капатасом и его пеонами. К сожалению, люди эти были костеньо, то есть прибрежные жители, плохо знавшие внутренние области страны и обычаи ее обитателей.

Вот под руководством таких-то неопытных проводников граф покинул Гетцали и направился в земли апачей.

Экспедиция началась весьма успешно: дважды французы внезапно настигали краснокожих и истребляли их без пощады.

Граф не желал оставлять у себя пленников и, чтобы внушить краснокожим страх, расстреливал всех попадавших к нему живьем индейцев и вешал их по прерии вверх ногами.

Ознакомившись, однако, в этих двух несчастных для них стычках с приемами врага, индейцы стали осторожнее, и, несмотря на все усилия, графу никак не удавалось вновь так же удачно напасть на них.

Методы наказания пойманных врагов, применяемые графом, казалось, возымели действие более сильное, чем он сам мог ожидать, потому что индейцы вдруг как сквозь землю провалились.

В течение трех недель граф тщетно искал их следы. Наконец, накануне того дня, с которого мы вновь начали наш рассказ, семьсот или восемьсот лошадей вступили средь бела дня в развалины древнего мексиканского города. По индейскому обычаю, всадники лежали пластом на этих лошадях и были почти невидимы, так что с первого взгляда казалось, что идет огромный табун. Этот необычный отряд ринулся на Каса-Гранде с ужасающей стремительностью.

Залп из карабинов, раздавшийся из-за наскоро сложенных баррикад, несколько расстроил передние ряды, но не ослабил стремительности нападения. Индейцы, как поток лавы, бросились на французов.

Они выпрямились на своих конях. Полуобнаженные, в воинских головных уборах из перьев, в своих длинных плащах из бизоньих шкур, развевающихся по ветру, управляя лошадьми при помощи колен, они имели дикий, воинственный вид и могли вселить ужас даже в очень смелых людей. Французы мужественно встретили нападение, хотя и были оглушены криками и ослеплены тучей перистых стрел, сыпавшихся на них градом. Апачи, а тем более так долго искавшие их французы, не хотели, однако, ограничиться одной сшибкой. Как бы придя к согласию, враги кинулись друг на друга с оружием в руках.

Среди индейских воинов нетрудно было различить по высокому головному убору и украшавшим его орлиным перьям Черного Медведя. Отважный вождь ободрял своих воинов, увещевал их отомстить за понесенные поражения разгромом Каса-Гранде. Завязалась одна из тех ужасных битв, довольно обычных на границах индейских земель, где не берут пленных, где жестокость и животное остервенение с обеих сторон достигают неслыханных размеров, где совершаются такие нечеловеческие преступления, что всякое описание их невозможно. Единственным оружием защиты служили штык, копье и болас-пердидас — свинцовые шары, привязанные к концам ремня, которыми при удачном ударе сразу можно было проломить противнику череп. Битва длилась часа два, но защитники баррикад решили, что скорее погибнут все до единого, чем уступят хотя бы пядь земли. Индейцы подавляли своей численностью и постоянно сменяли друг друга.