Том 4. Черный карлик ; Пуритане - [4]

     —      Зато ваш батюшка очень даже верил, — заметил старик, которому скептицизм хозяина явно пришелся не по душе.

   —      Верно, Боулди, верно, но то было во времена черноголовых, а в те времена, сам знаешь, верили в любые россказни, даже в такие, каких теперь, когда появились длинные овцы, никто и слушать не станет.

   —      Тем хуже, тем хуже, — проговорил старик.— Ваш-то батюшка — я уж не раз говорил вам об этом, хозяин, — ваш батюшка не стал бы спокойно смотреть, как сносят старую овчарню, навес для стрижки овец и разбивают на ее месте парк. А тот славный холм, где рос кустарник, где он, бывало, накинет на себя плед и сидит, смотрит, как стадо бредет с горы, — разве ваш отец примирился бы с тем, что этот славный холмик разрыт вдоль и поперек плугом, искорежен и вскопан по теперешнему обычаю.

   —      Помолчи-ка, Боулди, — ответил хозяин,—возьми лучше чарку, которую подает тебе хозяин, и не береди себе зря душу. Мир меняется, но сам-то ты, слава богу, по-прежнему жив-здоров и полон сил.

   —      Ваше здоровье, господа! — провозгласил пастух, осушив чарку; и, заметив, что виски — как раз то, что нужно, он снова заговорил: — Оно конечно, не нам судить, не наше это дело, но уж больно хорош был холмик, и кустики такие славные: самое правильное укрытие для ягнят в такое вот морозное утро.

   —      Это — да, — ответил его патрон, — но ты же знаешь, что для длинных овец нам нужна кормовая свекла; ведь сколько мы бьемся, чтобы вырастить ее, хотя работаем и плугом и мотыгой; но никакой свеклы у нас не будет, если мы усядемся в кустиках на пригорке и начнем болтать о всяких там Черных Карликах, как в стародавние времена, когда в обычае было разводить коротких овец.

   —      Ладно уж, ладно, хозяин, — сказал пастух,— зато при коротких овцах и расчеты были короткие.

   Тут в разговор снова вмешался мой достойный и ученый покровитель, заявивший, что с «точки зрения длины он до сих пор не замечал между овцами никакой существенной разницы».

   Это вызвало взрыв хриплого смеха со стороны фермера и удивленный взгляд со стороны пастуха.

   —      Да ведь по шерсти же, по шерсти, а не по самой скотинке зовут ее длинной или короткой. Коли мерить овцам спины, то короткие-то, поди, окажутся длиннее самых длинных, но чтобы за аренду платить— шерсть нужна, да еще как нужна-то, особенно сейчас.

   —      Правильно говорит Боулди: при коротких овцах и расчеты были короткие. Вот мой отец, например, платил за всю нашу ферму шестьдесят фунтов арендной платы, а мне она обходится в триста фунтов — вынь да положь. Все это правильно; однако нет у меня времени тары-бары, разводить. Хозяин, дайка нам позавтракать да проследи, чтоб лошадей накормили, а мне надо спешить к Кристи Уилсону — авось мы и договоримся с ним о цене на его однолеток. На Сент-Босуэлской ярмарке мы уже с ним ударили по рукам, шесть пинт пунша осушили под эту сделку и все же о кое-каких подробностях так и не условились, хоть времени убили бог знает сколько. Боюсь, придется идти к мировому судье. Но вот что я вам скажу, сосед, — продолжал он, обращаясь на этот раз к моему достойному и ученому покровителю,— если вы хотите узнать кое-что о коротких и длинных овцах, то я вернусь сюда к часу дня похлебать щей; а если вам нужны всякие стародавние истории про Черного Карлика и прочее такое и если вы поднесете нашему старому Боулди полпинты пунша, он выложит их вам сколько угодно. Ну, а сам я поднесу вам не одну, а две пинты, если только сойдусь в цене с Кристи Уилроном.

   Фермер вернулся в назначенный час, и не один, а вместе с Кристи Уилсоном: к счастью, им удалось поладить, не прибегая к посредничеству джентльменов в длинных мантиях. Мой ученый и достойный покровитель тоже не преминул явиться, дабы вкусить от обещанных благ как духовных, так и телесных, хотя известно, что последние он, позволяет себе лишь в самых ограниченных количествах; компания, к которой присоединился и хозяин гостиницы, засиделась допоздна, сдабривая свои возлияния многочисленными рассказами и песнями. И последнее я помню вот что: как мой ученый и достойный покровитель, закончив длинную лекцию о пользе трезвости, свалился со стула. В заключение своей лекции он, помнится, позаимствовал из «Любезного пастушка» двустишие, в котором говорится о скряжничестве, но которое он весьма уместно применил к другому пороку, а именно —к невоздержанности в употреблении спиртных напитков:

          Излишества людей лишают сна:

          Всегда, во всем воздержанность нужна.[4]

   За прочими темами не был забыт и Черный Карлик;[5] старый пастух Боулди рассказал о нем столько всяких историй, что возбудил в слушателях живой интерес. Уже после третьей чаши пунша — но не раньше — оказалось, что скептицизм фермера был в значительной мере напускным: он должен был свидетельствовать о свободомыслии, о презрении к старинным суевериям, подобающим человеку, который платит триста фунтов арендной платы в год; на самом же деле где-то в тайниках своего сознания фермер продолжал верить в предания предков. По своему обыкновению, я впоследствии продолжал розыски среди лиц, имевших какое-либо отношение к тому глухому краю, где происходит действие предлагаемой читателю повести; мне удалось восстановить многие недостававшие в этой истории звенья, которые в той или иной степени объясняют, почему в простонародных преданиях многие ее обстоятельства в силу суеверия перерастали чуть ли не в чудеса.