Том 4. Черный карлик ; Пуритане - [196]

   —      Вы правы, — сказал Клеверхауз, усмехаясь,— вы совершенно правы — мы оба фанатики; но между фанатизмом в вопросах чести и фанатизмом в мрачных и темных суевериях существует различие.

   —      Но ведь вы оба проливаете кровь, не зная ни пощады, ни угрызений совести, — сказал Мортон, не сумев подавить свой порыв.

   —      Конечно, — ответил Клеверхауз так же спокойно,— все дело в том, какую кровь каждый из нас проливает. Существует различие, смею думать, между кровью просвещенных и почтенных прелатов, образованных людей, храбрых солдат и благородных дворян, с одной стороны, и красной жижицей, застоявшейся в жилах этих распевающих псалмы заводных кукол, сумасшедших демагогов и тупых мужиков. Короче говоря, вовсе не все равно, прольете ли вы бутылку благородного, выдержанного вина или выплеснете кружку отвратительного, мутного эля.

   —     Ваше разграничение слишком тонко для моего понимания, — ответил Мортон. — Всякая искорка жизни — от бога: и та, что теплится в мужике, и та, что теплится в государе; и кто расточительно и бессмысленно уничтожает созданное руками господними, тот должен, во всяком случае, отвечать за свои действия. Например, почему генерал Грэм относится ко мне в данное время более снисходительно, чем тогда, когда мы встретились с ним впервые?

   —     И в связи с этим, хотите сказать, вы избежали расстрела? — ответил Клеверхауз. — Извольте, отвечу вам с полною откровенностью. В прошлый раз я знал только одно, а именно, что имею дело с сыном круглоголового бунтовщика и племянником скаредного мелкого землевладельца-пресвитерианина. Теперь я знаю вас значительно лучше: в вас есть кое-что из тех качеств, которые я уважаю и в друге и в недруге. Со времени нашей встречи у леди Маргарет в замке я узнал о вас много нового, и вы, надо полагать, убедились, что мои осведомители были благожелательны к вам.

   —     И все же... — сказал Мортон.

   —     И все же, — прервал его Клеверхауз, угадывая ход его мыслей, — вы хотите сказать, что и теперь вы совершенно такой же, как тогда, когда я впервые вас видел? Это верно; но откуда мне было вас знать? Хотя, строго говоря, даже мое нежелание отложить вашу казнь показывает, насколько высоко я уже тогда оценивал ваши способности.

   —     Неужели вы надеетесь, генерал, — отозвался Мортон, — на мою признательность за подобные знаки вашего высокого уважения?

   —     Ну, ну, вы придира, — ответил, смеясь, Клеверхауз. — Я хотел сказать, что считал вас совершенно иным, чем вы оказались в действительности. Читали ли вы когда-нибудь Фруассара?

   —     Нет, — ответил Мортон.

   —      Я, пожалуй, не прочь, — сказал Клеверхауз,— упрятать вас месяцев на шесть в тюрьму, чтобы доставить вам удовольствие познакомиться с этим писателем. Его проза заражает меня большим пылом, чем любое поэтическое произведение. Благородный каноник! С какой подлинно рыцарской сдержанностью выражает он в прекрасных словах скорбь о храбром и знатном воине, гибель которого не могла не печалить, так он был предан своему королю, благочестив в чистоте своего сердца, отважен в борьбе с врагами и верен своей возлюбленной! И он оплакивает гибель такого перла, такого рыцаря среди рыцарей, независимо от того, принадлежал ли он к тому же стану, что сам Фруассар, или находился среди врагов! И вместе с тем этот любознательный и высокородный хронист совершенно равнодушно повествует о том, что там-то и там-то стерто с лица земли несколько сот подлого мужичья, созданного, чтобы весь свой век пахать эту землю; он относится к этому столь же бесстрастно или, быть может, еще бесстрастнее, чем Джон Грэм Клеверхауз.

   —      Кстати, в вашей власти, генерал, один пахарь,— сказал Мортон, — и за него, несмотря на все ваше презрение к его роду занятий, который, по мнению некоторых философов, не менее полезен для человечества, чем профессия воина, я смиренно пред вами ходатайствую.

   —      Вы имеете в виду, — сказал Клеверхауз, заглядывая в памятную книжку, — некоего Хетрика, Хеддерика или, погодите, Хедрига. Да, да... Кутберт, или Кадди, Хедриг, вот он где у меня. О, не беспокойтесь за него, только пусть он ведет себя как полагается. Леди из Тиллитудлема недавно уже просила о нем. Их служанка, кажется, выходит за него замуж. Он отделается совсем легко, если только его упрямство не помешает ему.

   —      Он, по-видимому, не притязает на мученический венец, — сказал Мортон.

   —      Тем лучше для него, — заметил Клеверхауз, — но, помимо того, если бы даже этому парню пришлось отвечать за более серьезные преступления, я все же не оставил бы его своею заботой, принимая во внимание безумную храбрость, с какою он бросился вчера вечером в наши ряды, моля прийти вам на помощь. А мое правило не покидать человека, проникшегося ко мне безотчетным доверием. Но, говоря по правде, он уже давно у нас на заметке. Хеллидей, подай-ка нашу черную книгу.

   Сержант передал своему командиру этот печальной памяти список, в котором в алфавитном порядке были перечислены неблагонадежные лица. Листая черную книгу, Клеверхауз называл попадавшиеся ему имена.