Том 3. Судебные речи - [161]

вообще, а преступное деяние, он осуждает подсудимого за те стороны его личности, которые выразились в этом деянии, а не за жизнь его. Иначе судебному исследованию и, да позволено будет сказать, любопытству отдельных судебных деятелей не будет предела. Такой порядок вещей не может быть признан нормальным ни в отношении обвиняемого, ни тогда, когда подобные приемы исследования направляются на потерпевшего, когда о нем производится своего рода дознание чрез окольных людей, причем жизнь и личность раскапываются с самою мелочною подробностью, точно дело идет исключительно о решении вопроса — достоин ли он был постигшей его участи? — как будто житейское поведение потерпевшего может изъять его из покровительства закона и по отношению к нему сделать дозволенным, по личному взгляду подсудимого, то, что не дозволено и преступно по отношению к другим людям. Такого взгляда, конечно, у судебной власти существовать не может и не существует; но поэтому и действия ее по собиранию доказательств не должны никому давать повода думать, что собранный ею материал может послужить для проведения в жизнь такого превратного и противоречащего условиям общежития взгляда.

Обращаясь к исполнению судебною палатою второго требования 534 статьи Устава уголовного судопроизводства, надо признать, что оно ею не исполнено, так же как не исполнена и 537 статья Устава уголовного судопроизводства, без сомнения обязывающая обвинительную камеру оценивать обвинительный акт не только по квалификации деяния, но и по его содержанию и способу изложения. Исследование не относящихся к делу подробностей нашло себе выражение прежде всего в обвинительном акте по делу Палем: в нем, после изложения события преступления, указано, что, по выражению Ольги Палем, Дов-нар был человек бесхарактерный, гаденький и нахальный; он закладывал ее вещи, пользовался ее деньгами и присвоил себе часть мебели, купленной ею на деньги, полученные от Кандинского, а затем подробно изложена проверка такого взгляда обвиняемой на убитого ею Довнара, предпринятая на предварительном следствии, причем ее собственное прошлое рисуется на пространстве двадцати девяти слишком лет, начиная с того дня, когда «у симферопольского еврея Мордки и жены его Гени Палем родилась дочь Меня». На обязанности обвинительной камеры лежало определить, какие части обвинительного акта представляются излишними, вредящими ясности и цельности дела и поэтому не соответствующими целям правосудия, и придать этому важному документу, формулирующему собою обвинение и предшествующему судебному рассмотрению дела, серьезный и деловой характер. Это требование палатою не было исполнено. Не видно в определении палаты и следов рассмотрения приемов и действий судебного следователя с точки зрения их законности и правильности.

Правительствующий Сенат не может оценивать действия обвинительной камеры по рассмотрению существа и результатов тех или других следственных действий, но его долг, не нарушая своего кассационного характера и не входя в существо дела, оценить характер действий следователя в тех случаях, когда им созданы нарушения, не могущие быть исправленными на суде или обжалованными. Так, статья 265 Устава уголовного судопроизводства обязывает следователя приводить в известность обстоятельства, оправдывающие обвиняемого. В чем оправдывающие? Конечно, в деянии, а не в поведении и образе жизни до совершения преступления. Но какое отношение к этой статье может иметь оглашение переписки и ряд допросов о принятии обвиняемою православия за 15 лет до преступления, об отношениях ее к родителям за то же время, о их средствах, об обстоятельствах ее крещения и об отношениях ее к крестному отцу? Какое отношение к обвинению ее в убийстве покинувшего ее сожителя имеет допрос ряда свидетелей о том, состояла ли она в разное время .и иногда задолго до совершения преступления с ним или с кем-либо другим в интимных половых отношениях? Причем одному свидетелю приходится отвечать на вопрос о том, думал ли он на ней жениться. Так, ст. 266 Устава уголовного судопроизводства обязывает следователя собирать доказательства. Это конечно, доказательства не безразличных, с точки зрения уголовной, обстоятельств, а доказательства преступления, согласно его законному составу. Но какое отношение может иметь к этим доказательствам по делу об убийстве обширное исследование о материальных средствах потерпевшего и обвиняемой, переписка о заложенных в частном ломбарде и в обществе для хранения движимостей вещах, о хранящихся в Государственном банке на текущем счету деньгах и о записях пересылки денег в более чем 537 почтовых книгах, задавшее, вероятно, не мало работы контрольным палатам? Могут ли быть основательным образом причислены к ним письма лиц, нуждавшихся в денежной помощи или покровительстве Палем, на которых она клала резкие резолюции? На основании ст. 371 Устава уголовного судопроизводства, вещественные доказательства, могущие служить к обнаружению преступления, приобщаются к делу с подробным описанием их в протоколе, причем эти протоколы и самые доказательства оглашаются и представляются на суде. Закон и кассационная практика воспрещают, однако, прочтение на суде актов полицейского дознания, не подходящих под требование 687 статьи Устава уголовного судопроизводства. Но приобщение целых полицейских производств, содержащих в себе при этом обстоятельства, касающиеся частной жизни совершенно посторонних лиц, составляет несомненный обход этого закона, не говоря уже о вторжении в жизнь людей, к делу никакого касательства не имеющих. Вследствие этого, признавая нужным приобщить какое-либо дело к следственному производству, судебный следователь обязан с точностью указать и описать в протоколе лишь то, что прямо относится к исследуемому преступлению, не припутывая к нему обстоятельств посторонних, от чего закон удерживает, на основании 718 статьи Устава уголовного судопроизводства, даже и простых свидетелей. Поэтому дело сыскного отделения, оглашенное на суде, могло подлежать приобщению и описанию в протоколе только в определенных, прямо относящихся до преступления Палем, частях.