Том 3. Судебные речи - [158]

, показание ваше к делу не относится». Но свидетель может с изумлением, даже со справедливым негодованием спросить себя: «Зачем же меня тревожили?» и принять затем все происшедшее к сведению уже и на тот случай, когда он со своим показанием действительно будет относиться к делу. Да и на одном ли свидетеле может отразиться такое применение 611 статьи? Решите-ли дела — присяжные заседатели, и у них может родиться всегда вредное для правосудного исхода дела подозрение, что от них что-то скрывают, о чем-то пред ними стараются умолчать, и притом о таком, что, однако, уже было исследовано самою же судебною властью. Это «что-то», записанное там, в деле, лежащем на судебном столе, о чем не позволяют говорить свидетелю, несмотря на отобранную присягу показать правду, должно смущать совесть присяжных и вести их к произвольным догадкам, порождающим и произвольное решение. Наконец, как это нередко, к сожалению, случается, не относящиеся в сущности к делу показания внесены в обвинительный акт и уже выслушаны присяжными. Идя последовательно, надо признать и обвинительный акт в надлежащих частях не относящимся к делу, но на это ни председатель, на основании 611 статьи, ни весь суд права не имеют, ибо обвинительный акт утвержден судебною палатою, которая признала его соответствующим закону и одобрила список вызываемых по нему свидетелей. Поэтому центр тяжести нарушения, приводящего к извращению уголовной перспективы, лежит не в судебном, а в предварительном следствии и в деятельности лиц и учреждения, наблюдающих за правильностью и законностью его производства. Отсюда вытекает необходимость и по делу Палем обратиться к периоду, предшествовавшему преданию ее суду. Этим определится и то звено дела, на котором может сосредоточиться отмена приговора.

По закону, изображенному в 531 и 534 статьях Устава уголовного судопроизводства, судебная палата, в качестве обвинительной камеры, выслушав словесный доклад о поводе, по которому возникло дело, и о всех следственных действиях, причем обращается ее внимание на соблюдение установленных форм и обрядов судопроизводства и прочитываются в подлиннике существенные протоколы, постановляет определение о предании суду, лишь признав следствие достаточно полным и произведенным без нарушения существенных форм и обрядов, так как в противном случае она должна обратить следствие к дополнению или законному направлению. Таким образом, на палате лежат две обязанности: оценка следствия по существу и надзор за законностью его производства. Оценка полноты следствия, по свойству всякого преступления вообще, должна быть направлена на разрешение вопросов о том, есть ли основание считать событие преступления совершившимся? есть ли основание к обращению заподозренного или привлеченного к делу обвиняемого в подсудимого? и выяснены ли все данные его личности в отношении общественном (права состояния), судебном (судимость), физическом (возраст) и психическом (вменяемость)? Из последних данных — самые важные, самые чреватые последствиями для правосудия, без сомнения, те, которые касаются психического состояния обвиняемого, ибо только сознательная воля обращает противозаконное нарушение общественных и личных прав в преступление, а не в несчастие.

Обращаясь к рассмотрению того, исполнена ли судебною палатою ст. 534 Устава уголовного судопроизводства в надлежащем ее объеме, необходимо заметить, что хотя по общему, практически установившемуся, правилу Сенат в кассационном порядке не входит в существо и способы производства предварительного следствия, но из этого им же самим, в интересах поддержания судебного порядка, установлен ряд исключений. Сенат в ряде решений признал, что и нарушения при предварительном следствии подлежат его обсуждению, а именно в тех случаях, когда они, во-первых, такого рода, что не могли быть исправлены на суде, во-вторых, когда они могли иметь влияние на решение присяжных и, в-третьих, когда они не могли быть своевременно обжалованы. К этому последнему виду нарушений необходимо с полным основанием и последовательностью отнести и те случаи, когда эти нарушения не могли вообще быть фактически обжалованы, потому что обжалованию не подлежали, или когда, несмотря на очевидность их, не было жалобщика, т. е. лица, которое заступалось бы за нарушенные свои права. Такие случаи касаются преимущественно свидетелей, право и спокойствие которых могут быть грубо нарушаемы напрасным призывом и требованием ненужных, а иногда и очень тягостных разоблачений. Свидетели, по смыслу 492 статьи Устава уголовного судопроизводства, могут жаловаться лишь на притеснения и взыскания, которым они подверглись при следствии. Речь идет, очевидно, не о привлечении их к допросу, да притом следственное производство не открыто свидетелю, как обвиняемому, он не может поэтому жаловаться уже в силу того, что не знает, почему его допрашивают. Сюда же относится и случай, когда потерпевшего нет, как, например, в настоящем деле, в живых или когда обвиняемый находится в таком состоянии, что в его померкшем сознании нет понимания значения ни производимых действий, ни своих интересов, и где обвинительная власть действует односторонне. Во всех этих случаях прежде всего страдает начало правосудия, которому может прийтись, вследствие предвзятого взгляда следователя на дело, пережить оскорбительные минуты, если в его положение не войдет судебная палата или при ее бездействии Сенат. Решение 1869 года, за № 724, окончательно устанавливающее начало кассационного обжалования определений судебных палат о предании суду, доказывает, что Сенат не считает возможным умывать руки относительно деятельности судебной палаты, да это было бы и невозможно, ибо на основании решения 1867 года, № 204, суд не вправе входить в обсуждение правильности и полноты следствия, по которому состоялось определение палаты, а, между тем, судебное следствие по материалу своему есть повторение следствия предварительного. Там, где палата не исполнила своих обязанностей по 534 статье Устава уголовного судопроизводства и где суд обязан ей безусловно подчиняться, Сенат