Том 3. Ржаная песня - [7]

Надя берет карандаш, пишет. Надя пишет, что очень хорошо научилась вышивать. Яркими розами и васильками вышила скатерть, салфетки, подушки. Надя пишет: «Заходят девочки из десятого класса. Играем в лото, в домино, в «дурака». Хохочем. Иногда поем…» Надя стесняется написать, как тихо бывает в комнате, как монотонно стучат часы, как пусто на душе после таких вечеров. Надя берет иголку и вышивает всю ночь. Третья, четвертая, пятая скатерть с алыми розами. Утром в окошко видно, как подруги с портфелями в школу идут…

Вы, Петро, понимаете, почему письмо адресовано вам, в райком комсомола. Вы помните дружескую просьбу старшего брата Нади. Он писал из Москвы: «Надя нуждается в помощи. Она много читает. Но, в общем, образования никакого — три класса, не больше. Это мало для человека… Надя, как и мы с вами, должна знать мир, должна знать, как прекрасна земля, сколько на ней чудес и загадок… Только учеба сделает ее жизнь содержательной. По-моему, это ваше, комсомольское дело. Попросите молодых учителей, ребят-старшеклассников. Моя помощь нужна — напишите. Сделаю все, что могу. Давайте не оставим человека один на один с вышивкой…»

— Да, надо помочь, обязательно поможем… — Это ваши, Петро, слова. Вы сказали их младшему брату Нади, который передавал письмо.

Прошла неделя, другая. Брат снова пришел в райком.

— А, насчет сестры! Сейчас позвоню… Извини, занято… Сделаем, сделаем. Зайди через три дня… — это опять ваши слова, Петро.

Еще неделя.

— Да, да, помню… Я уже говорил. Что, никто не приходит?! Странно. Сейчас я… Понимаешь, никого в школе. Зайди через три дня…

Еще неделя прошла.

— Да, виноват… Сделаем! Зайди денька через три… Да нет, ты не стесняйся, это ж райком…

Младший брат Нади действительно верил в силу райкома, верил в вашу силу, в ваше слово, Петро. Он двенадцать (!) раз приходил. А потом перестал ходить. «Неудобно такое выпрашивать… Иду однажды по улице. Гляжу, секретарь навстречу. Увидел меня и сразу на другую сторону перешел…» Школьник Коля Попович правильно понял: стыдно секретарю. Не умеет слова держать.

Действительно стыдно. Двести метров от райкома до дома, где живет человек, ожидающий помощи. Чего бы проще: вместе с учителем-комсомольцем зайти в этот дом. Один ваш приход доставил бы много радости и Наде, и старой матери, и отцу. В хорошем разговоре все бы и выяснилось: чем помочь, как помочь.

Нет ведь: «Зайдите через три дня», телефонные звонки, трескучие обещания. Стыдно! Надо бы, как говорят, «на плаху вести», но вы, Петро, молодой секретарь, и пусть эта невеселая история послужит для вас уроком. А Наде Попович надо помочь, и не «через три дня», а немедленно.

Две средние школы в вашем поселке — армия старшеклассников, много молодых педагогов. И оставили человека в беде!

Ждем вестей из района.

_{1 апреля 1962 г.}

Наш Гагарин

Каждая мать хотела бы иметь такого сына. Любая нация, любая страна гордилась бы таким гражданином. Наш Гагарин. Он вырастал среди нас. Вместе с нами спешил на работу, сидел на садовых скамейках, вместе с нами купался, собирал цветы. Он был, как все, и потому особенно радостно говорить: НАШ ГАГАРИН.

Мы помним день нашей первой любви. Мы ожидали этого дня. Мы старались представить себе человека, который полетит первым… космос и Человек. Художники рисовали звездного путешественника: почти великан, суровое лицо, холодный проницательный взгляд — этакий неземной демон, выросший над людьми.

И вдруг такая улыбка, лучистые глаза доброго человека. Сын плотника, недавний комсомолец.

Наш! Советский! Разве можно позабыть день, когда мы кидали шапки у репродукторов, когда в рабочих спецовках выбегали на улицы с плакатами: «Ура Гагарину!», «Хочу быть вторым после Юрия!» Плакаты писались за две минуты на газетах, на обрывках бумаги, на белых медицинских халатах: «Нашему Юрке слава!»

В считанные минуты планета Земля узнала «нашего Юрку». Всюду зазвучало простое слово ГАГАРИН. А потом мир увидел его улыбку. Земля раскрыла объятия сыну, видавшему звезды.

Мэры городов дарили ему ключи от городских ворот. Английские чопорные лорды и «джентльмены», кичившиеся своей знатностью, почитали за честь пожать руку советскому парню, сыну смоленского плотника. А люди, запрудившие улицы, дарили ему сердце. Простые люди хлопали его по плечу и говорили два русских слова: «Здорово, Юра!» Наши недруги вежливо уступали ему дорогу, пожимали плечами: «Ничего не скажешь — хорош! Русские знали, кого послать, знали, кого выбирать». А нам нетрудно было выбрать Гагарина. Гагарин, Петров, Иванов, Сидоров… Это все мы с вами — простые советские люди. Мы о себе заявили в семнадцатом. Нам надо было много работать. Мы вытирали пот рукавом, и мир не успел разглядеть наше лицо. Недруги рисовали нас — коммунистов — едва ль не с рогами. И вот мир увидел лицо коммуниста, лицо советского человека.

Весь мир объяснялся в любви этому человеку.

Целый год его лицо, его улыбка, его глаза глядели с обложек журналов, с экранов, плакатов, газетных и книжных страниц. Составители календарей назвали минувший год годом Гагарина. И вечно, пока будет крутиться Земля вокруг Солнца, под цифрой 12 в весеннем апреле будет стоять имя: ЮРИЙ ГАГАРИН. И вечно простые люди — пахари, машинисты, врачи, землекопы — будут говорить своим сыновьям: «Земля вертится для простых, рабочих людей. Он вот был сыном простого плотника…» ОН — это Юрий Гагарин, наш с вами ровесник и современник, наша первая космическая любовь.